— Ох уж эти мужчины, — закончила свой рассказ тогда бабушка.
Все продолжают воевать.
* * *
Шестое января 1867 года — праздник Богоявления, Nollaig na mBan, Рождество для женщин. В прежние времена мама, бабушка Кили и другие женщины из Барны собирались вместе, чтобы покурить свои глиняные трубки и выпить немного poitín.
— Это наше отдельное празднование после работы на Рождество, — объясняла нам мама.
— Я уверена, что Святая Богородица тоже немного передохнула после ухода пастухов, — сказала бабушка Кили. — Они со Святой Бригиттой наверняка присели, чтобы спокойно поболтать.
Я лежала на кровати без сна и вспоминала тот круг женщин, наш очаг. Рядом со мной спала Бриджет. Новейшие настенные часы Майры за стеной пробили три раза. До рассвета еще далеко. Не хотелось ворочаться, чтобы случайно не разбудить Бриджет. В школе Святого Ксавьера были каникулы, поэтому она сейчас могла ночевать дома. Я встала, чтобы приготовить себе чай.
По дороге на кухню я слышала храп из комнаты Майкла и Стивена. Из-за двери Майры не доносилось ни звука.
Я зажгла керосиновую лампу и развела огонь в абсолютно новой чугунной печке — это был рождественский подарок от мальчиков. Налила в чайник воды из бочки, поставила его на печь, затем придвинула стул к открытой заслонке и села, радуясь исходящему оттуда теплу.
И тут меня накрыло. Великая печаль, которую я всегда так тщательно прятала, накатывала на меня волнами. Сами собой потекли слезы. Я плакала по Майклу, по маме с папой, по бабушке Кили, по моим братьям и малютке Греллану, оставшемуся на cillín. Я плакала по подснежникам и по желтым кустам цветущего утесника; по солнцу над зелеными полями Нокнукуруха и теплому песку на Силвер-Стрэнд у меня под ногами; по запаху горящего в огне торфа и историям, рассказываемым длинными зимними вечерами; по песням и рилам, по сборищам у источника Святого Энды; по суете торговли рыбой под Испанской аркой и по ветру, надувавшему красный парус папиного púcán, когда он присоединялся к большой Кладдахской флотилии, отправлявшейся в открытое море. Я плакала по заливу Голуэй.
Все ушло, ушло, ушло. Целый мир был потерян для меня и для миллионов моих соотечественников, как живых, так и мертвых. Я была здесь, в Бриджпорте, но одновременно и там. Я — бабушка, но в то же время — молоденькая девушка, моющая волосы в ручье Тобар-Гил. Ирландка и американка, здесь и там. Однако я больше никогда не увижу Ирландию, равно как и мои дети и дети моих детей. Я подумала о наших новых соседях, семье Бигусов из Вильнюса, прусских литовцах, о мадам Жак и миллионах вывезенных из Африки негров. Все мы покинули родные места, чтобы больше никогда туда не вернуться.
Плечи мои поникли, голова тяжело опустилась на руки, а горькие рыдания сотрясали все мое тело.
Прошло немало времени, прежде чем слезы отступили и я смогла сделать несколько судорожных вдохов. Подойдя к бочке, я плеснула себе в лицо водой. Не удивлюсь, если подобные приступы внезапной скорби будут случаться со мной и в дальнейшем.
Вода для моего чая выкипала. Я обернула рукоятку чайника краем своего халата и сняла его с плиты. Залила кипяток в заварочный чайник — еще один подарок от моих мальчиков. А этот шерстяной халат подарила мне Бриджет.
Через несколько часов поднимется солнце. Я буду прихлебывать свой чай и терпеливо ждать рассвета.
* * *
Разбудила меня заглянувшая на кухню Бриджет. На улице было еще темно.
— Мама, кто-то стучит во входные двери внизу.
Взяв лампу, Бриджет спустилась вниз. Я шла за ней.
— Кто там? — крикнула я через дверь.
— Это Патрик, Онора. Открой.
Я открыла. Он, это действительно был он.
— Дядя Патрик! — Бриджет сразу схватила его за руку и потянула в дом.
— Со мной двое друзей.
— Веди их, — сказала я.
«Каким изможденным выглядит Патрик», — подумала я, пока Бриджет жестом приглашала двух молодых людей, стоявших за ним, пройти в прихожую. На Патрике были тяжелая куртка из овчины и кожаные штаны с бахромой на бедрах — облачение охотника из Северных лесов. Что случилось с его красивой зеленой формой?
— Я увидел свет в кухонном окне и понял, что ты там, — сказал мне Патрик.
Один из молодых людей обратился к другому по-французски.
— Parlez-vous anglais? — спросила у него Бриджет.
— Да, мы говорим по-английски, — ответил тот, что был повыше, с легким акцентом жителя графства Голуэй. Интересно, это он у Патрика научился?
— Теперь вверх по лестнице, — сказала я. — И тихонько, пожалуйста, возле той двери, чтобы не разбудить ребенка.
Мы усадили всех троих за кухонным столом. Я налила им чаю, а Бриджет принесла бутылку с виски и подлила каждому из мужчин в чашку.
— Приведу мальчиков. Они давно хотели увидеть своего дядю Патрика, — сказала Бриджет.
Я села рядом с Патриком.
— Мне очень жаль, что ваш план не сработал, Патрик.
Он прихлебывал свой чай, глядя на меня из-за края тяжелой фарфоровой чашки.
— Я ценю твое сочувствие. И еще спасибо за то письмо от британского консула. Мой адвокат сказал, что оно очень помогло.
— Вот и хорошо.
— Я не сдался, Онора. Просто меняю поле боя.
Я взглянула на молодых французов. Понимают ли они нас? Возможно, лишь несколько слов, которым научил их Патрик. Но было в них что-то еще. Я внимательнее вгляделась в их лица, которые сейчас были освещены светом от очага и керосиновой лампы. И неожиданно они показались мне знакомыми.
— Патрик, а эти парни… — начала я. — Я вроде бы узнаю их, однако это невозможно. Те должны быть намного старше.
— Вот видите, ребята? Я же говорил, что она вас узнает. — Он улыбнулся мне. — Знакомься, Онора: это Этьен, сын Джозефа, и Жан, сын Хьюи. Мальчики, а это ваша тетя Онора.
В этот момент на кухне появились Бриджет, Стивен и Майкл. Какой же поднялся веселый гам, со смехом и радостными возгласами, когда мои дети знакомились со своими кузенами по линии Кили и приветствовали дядю Патрика.
— А как мои братья? — спросила я у Патрика, когда шум немного поутих.
— Они живы, Онора, — ответил он, — но, как люди разумные и солидные, предоставили честь предпринять зимнее путешествие за тысячу пятьсот миль молодым и глупым, не придумавшим себе занятия получше.
— А где же наша тетя Майра, белогрудая Жемчужина? — спросил Жан.
— Я здесь.
В дверях стояла Майра. Парни встали. Она долго и пристально смотрела на них.
— В роду Кили всегда были славные крупные мужчины, — наконец заключила она и двинулась к ним, чтобы обнять каждого.
