Милое слово «воля» взбадривало его, он смело глядел вперед, в свое будущее и чрез открывшиеся степи, залитые розоватым светом восходящего солнца, правил серого коня к осиротевшему теперь Таловому умету, где должны ожидать государя своего от Яицкого воинства гонцы.
Глава 11
Посмотренье царю гонцы делают с сумнительством. Петр, так Петр, Емельян, так Емельян
1
Яицкий городок осушал от слез глаза, солнце стало светить по-иному, а сердца многих сжимались волнующим предчувствием. Почти никто еще ничего путем не знал, но слухи о новоявленном царе распространялись. Этому способствовали бельмастый бородач Денис Караваев и низкорослый, с простоватым лицом, Кунишников, недавно вернувшийся домой из Талового умета.
Молодой казак войсковой стороны краснощекий Мясников рано утром заглянул в дом Дениса Караваева, проведал о «батюшке» и с этой вестью поспешил к дружку своему Чике-Зарубину. Тот сидел в предбаннике, лил свинцовые пули с Петром Кочуровым, известным выпивохой.
— Слыхали чудо? — и белобрысый, мордастый Тимоха Мясников, покручивая маленькую бороденку клинышком, было принялся рассказывать.
— Чудо не чудо, — перебил его быстроглазый Чика, — а этот слых мне давненько в уши влетел, мне Гребнев сказывливал, а ему Гришуха Закладнов, живовидец… Только я шибкой веры не даю, мало ль что брякают… Вот болтали же, что в Царицыне объявился царь, ну ему ноздри и вырвали, царю-то…
Мясников не хотел распространяться при запивохе Кочурове, он позвал Чику с собой на базар, живенького-де поросеночка присмотреть.
Путем-дорогой Мясников говорил:
— Батюшка ведь повелел прислать к нему двух человек. Не поехать ли нам с тобой, Чика?
— А зачем дело стало? Вот завтра и поедем, не мешкая, — ответил падкий до приключений Зарубин-Чика.
— Караваев толковал, что он тоже собирается с кем-то к батюшке…
— Ну и пускай едут, — сказал Чика, — они своим чередом, мы — своим.
Их встретили двое молодцов войсковой стороны.
— Куда, братцы, шагаете? Не на базар ли?
Остановились, стали закуривать, трут не зажигался, шутили, смеялись.
Подошел патруль из трех солдат.
— Расходись, расходись, казаки-молодцы, — мягко сказал старший. — Нешто не читали приказа комендантского?
— Неграмотны, — прищурил глаза черный, как грек, Чика. — Уж шибко много приказов комендант вам пишет, лучше бы жалованья поболе платил.
— Попридержи язык, — изменив тон, строго сказал старший. — Я, брат, помню тебя… В канун преображенья господня, помнится, по тебе плеть гуляла… Иди-ка, брат.
— Сегодня в твоей руке плеть, завтра в моей будет, — бросил задирчивый Чика и зашагал прочь, бубня:
— Дождетесь, косы-то девкины овечьими ножницами обстрижем…
А в другом и в третьем месте появлялись патрули, следили, чтоб казаки войсковой стороны не табунились. Подходя к своей хате, Чика увидел пятерых, сидевших в холодке, казаков, они резали ножами арбузы и, сторожко, озираясь во все стороны, вели беседу.
— Мне сам Денис Караваев сказывал, — потряхивая рыжей курчавой бородой, говорил вполголоса веснушчатый Андрей Кожевников. — Доподлинный государь на Таловом умете… Приглашает казаков к себе, двух, либо трех, вроде как депутатов войсковых.
— Беспременно надо ехать к батюшке, — подхватили казаки. — Эй, Чика, садись на чем стоишь!..
— К кому это ехать? — спросил Чика, присаживаясь к товарищам на луговину и подцепив сочный кусок кроваво-красного арбуза.
— Да ты что, впервой слышишь? Ведь объявился государь!
— Неужто? А кто вам сказывал? — прикинувшись непонимающим, спросил Чика.
— Да Денис Караваев с Кунишниковым, вот кто, — с раздражением ответил рыжебородый Андрей Кожевников. — Доведется ехать укрыть его, батюшку, а то у старшинской стороны ноздри широки, как у верблюда ухо, живо пронюхают…
Не возьмешься ли ты за это дело, Чика? Государя поберечь?!
