«Французы, не ждите от своего короля никаких упреков, никаких жалоб, никаких воспоминаний о прошлом. Он не хочет испытывать к вам иных чувств, кроме как мир, великодушие и прощение. (…) Все французы имеют право на почести и достоинство; король может править лишь совместно с нацией и ее представителями. (…) Примите великодушных союзников по-дружески, откройте им ворота ваших городов, избегите тех ударов, которые вы навлечете на себя преступным и бесполезным сопротивлением, и да будет их вшествие во Францию принято с радостью».
В этом критическом положении Наполеону приходилось действовать сразу на нескольких фронтах.
Чтобы справиться с самыми насущными военными задачами, было предпринято множество действий: Национальная гвардия получила приказ защищать крепости и охранять прибрежные города от возможной высадки английских войск, были призваны в армию мужчины старше 40 лет, а также женатые и кормильцы семей, а подготовка и снаряжение молодых рекрутов ускорились. Чтобы справиться с нехваткой оружия, «император увеличил мобилизацию, удвоил налоги, отдал свою личную казну разным военным учреждениям, ускорил производство оружия, укрепление крепостей, выплавку снарядов».
Наряду с этим Наполеон пытался ответить и на пропаганду союзников. Газета «Le Journal de l’Empire» очень рано и регулярно стала информировать о насилиях и страшных бесчинствах казаков и «немецкой солдатни». В выпуске от 8 января сообщалось, что Кольмар стал жертвой грабежей и пожаров; 20 января было опубликовано письмо частного лица, датированное 16-м числом, рассказывающее о страшном бедствии, постигшем Шалон-сюр-Марн (в наше время Шалон-ан-Шампань). Выпуск от 31 января описывал насилия, жертвой которых тремя днями раньше стало население Сен-Дизье. д 19 февраля 1814 года газета рассказывала об изнасилованиях казаками 60-летних женщин и 12-летних девочек, а также об истреблении жителей небольшого городка Вошан. Можно привести и много других примеров — подобные публикации не прекращались вплоть до падения империи, когда газета была закрыта. Их цель заключалась я том, чтобы показать на конкретных примерах, что, несмотря на пропагандистские заявления в пацифистском духе, союзники ведут себя жестоко, и побудить население к сопротивлению и национальному восстанию. Призывы к вооруженной борьбе, висевшие в мэриях и префектурах, регулярно транслировались и в официальной прессе. Характерно заявление «Le Journal de l’Empire» от 18 января: «Пусть же все французы объединятся, пусть они прибегнут к оружию по зову главы государства. Забыть о своем долге в годину бедствий всегда было бесчестьем, а сегодня это преступление». Номер от 26 января, стремившийся воспламенить общественное мнение, дошел до того, что привел речь Карла Мартелла, произнесенную накануне битвы при Пуатье, в которой тот сражался с «варварами».
Но, несмотря на все эти призывы, в январе ничто не помешало наступлению войск коалиции.
Стремительное наступление союзников
Между 21 декабря 1813 года и 2 января 1814 года Богемская и Силезская армии форсировали Рейн двенадцатью-пятнадцатью колоннами, растянувшимися от Кобленца до Базеля, подавляя «небольшие французские корпуса, отступавшие перед огромными союзными армиями», проникая в Эльзас, в Лотарингию, во Франш-Конте. Вторжение, впечатлившее своим масштабом всех французов — как военных, так и штатских, — обернулось в первые четыре недели медленным, но неуклонным наступлением вражеских армий. Как войска Виктора, защищавшие Вогезы, так и войска Мармона, сторожившие Саар, отступали под натиском Силезской армии, в то время, как Богемская армия без особого труда двигалась из Бельфора на Везуль, а затем на Лангр.
3 января Богемская армия была в Монбельяре, а спустя шесть Дней заняла Безансон. 14 января Силезская армия взяла Нанси, после того, как Ней покинул город без боя. «Враг вступил на землю Вогезов, как на порог гостиной, с уверенностью, что не встретит на своем пути ни одного препятствия», — сообщал сенатор и чрезвычайный комиссар Кольшан министру Монталиве. 16 января союзники прибыли в Лангр. Тремя днями позже в руках союзников были уже не только Безансон, Мец и Нанси, но и Эпиналь, Шомон и Дижон. 25 января вся территория к востоку от линии Шарлевиль-Мезьер-Сен-Дизье-Шомон-Лангр-Дижон была занята войсками коалиции, а французы отступали к Шалону-сюр-Марн. «У Франции больше нет энергии», — сетовал в начале февраля Коленкур, полный горечи свидетель этого краха.
Русские бойцы тоже подчеркивали ту легкость, с которой они вошли на территорию Франции:
«Мы заняли в три недели без боя знатную часть Франции, неприятельские войска при приближении нашем повсюду отступали, и города, коих жителей префекты возбуждали пышными воззваниями к обороне, отворяли перед нами ворота свои».
А поэт Константин Батюшков подчеркивал не только миролюбивое отношение жителей по отношению к русским войскам, но и их недооценку «северных варваров». В конце января, находясь в деревне Фонтен в десятке километров к востоку от Бельфора, он писал своему другу Николаю Гнедичу:
«Они думали, по невежеству — разумеется, что русские их будут жечь, грабить, резать, а русские, напротив того, соблюдают строгий порядок и обращаются с ними ласково и дружелюбно. За то и они угощают нас, как можно лучше. Мой хозяин, жена его, дети потчевают вином, салатом, яблоками и часто говорят, трепля по плечу: “Вы хорошие люди, господа!” Хозяйка, старуха лет шестидесяти, спрашивала меня в день моего прибытия: “Сударь, а русские — они тоже христиане, как и мы?”»
Хотя наступление союзников оказалось легким, оно не было быстрым: на расстояние от Базеля до Лангра, то есть примерно 220 километров, армия Шварценберга потратила почти три недели, в среднем продвигаясь на 10–11 км в день. Эта медлительность была обусловлена климатическими причинами. Адъютант Александра I Александр Михайловский-Данилевский рассказывал в своих мемуарах: «Первого генваря мы перешли парадом Рейн в Базеле (…) Погода нам не благоприятствовала: шел дождь, смешанный со снегом, и дул пронзительный ветер. (…) Дожди, снег, оттепели и морозы, соделывая переходы затруднительными, не останавливали однакоже следования войск».
Кроме непредвиденных трудностей с климатом, эта относительная медлительность объясняется еще и расчетами Шварценберга. В первую очередь эти расчеты были военными: опасаясь всеобщего восстания и желая уберечь свои войска, главнокомандующий коалиционными войсками выступал за осторожное продвижение вперед с обезвреживанием оккупированной территории. Но были у него и политические мотивы, подсказанные Меттернихом и императором Францем: австрийцы все еще надеялись договориться с Наполеоном, что он передаст власть Марии-Луизе, чтобы она правила от лица юного короля Рима, и не желали торопить события. Напротив, пруссаки и русские, полагавшие, что начать следует с военных действий, желали быстрого марша на Париж. Пруссаки считали, что пришло время для мести. 9 января 1814 года граф Август Нейдхардт фон Гнейзенау, начальник штаба Блюхера, написал Штейну, что «если Силезская армия войдет в Париж первой, я немедленно прикажу взорвать Аустерлицкий и Йенский мосты, а также Вандомскую колонну».
