Но дверь молчала. Нужно было осмелиться на телефонный звонок. Ожидание достигло пика и неизбежно разрешилось в разговоре. Сообщением был нечленораздельный рев. Выяснилось, что именно в этот вечер Неандерталец отправился к Д. (а он не любил ходить по гостям, говорил, что чувствует себя там в заложниках). Странно, что он приехал так быстро и на такси. Я ждала еще только час, и в течение этого часа совершенно потеряла остатки лица.
Любитвы в тот, за-последний день, уже не было.
(спокойно)
Полиэтиленовая пленка, которой меня обернули, давно прорвалась, куски и кусочки осмысленного мяса падают, стальной сустав вынутого колена скрипит (оно почти не сгибается), но я еще иду. Туда и сюда, вперед и назад, по стенам и потолку. Куски отлетают, трата только увеличивается. Хожу и хожу. Нет ничего привлекательного с точки зрения биологии в абсолютных феноменах. Человек их не выдерживает. На иное не согласен. И даже если от «меня» останется один скелет, он все равно будет продолжать движение.
Так называемая «любовь» – не против смерти (они собеседники, и уважают друг друга – думали древние), она вообще оторвана от законов выживания/умирания. Любовь – это измерение. Иное существование, где биологические законы (Фрейд ошибся) и даже сам объект (и свойства субъекта), как это дико ни звучит, не имеют принципиального значения. Быть на уровне этого феномена невозможно, но нельзя отказаться от него. Все, что я сейчас знаю об этом.
(чистый эксперимент)
Я решаю не пить таблеток. У меня не должно быть преимуществ.
(руно)
И наяву, и на бегу мне кажется, что мы вдвоем с рыжим Д. не движемся переулками мегаполиса, а путешествуем по какой-то гигантской буддистской деревне, и что жители ее вооружены невидимыми «палками бо» и кривыми мечами под полами своих пальтообразных халатов. У широченной обочины, под деревом, цветущим каким-то пухом (здесь «ложная весна»?), мы видим кошку с очень большим крупом и волнисто-белой шерстью. Непропорционально большой пятачок носа. Потрясающая переливчатая белизна «руна»! Ничего подобного я никогда не видела. И рядом с этой кошкой-овцой – микроскопический котенок, просвечивающе-розовый. Он подпрыгнул и попал в облако пуха, оно стало его шерстью – шерстяной шарик покатился. «Пух прирастает к нему или нет?» – думаю. Мне хочется, чтобы рыжий спутник сказал «я сейчас приду» и оставил меня. А я села на корточки, чтобы созерцать смысл белизны.
Но нет. «Скорей. Закрой глаза, не смотри, я веду тебя».
(неужели)
Неужели «надежда» имеет в виду именно «надо ждать»? Русский – жесток.
(не уверена)
Мелькнуло знакомое лицо: старик с рюкзаком. Ехал на велосипеде по брусчатке, его потряхивало. Померещилось.
(изобретение велосипеда)
Жаль, что велосипед еще не изобрели во времена Питера Брейгеля-старшего.
(скоро)
Скоро мы окажемся в эпицентре первоначального взрыва. Скоро будем держать ответ за все, что происходит с нами.
Скоро невозможность лопнет и обнажит что-то по-настоящему важное. Ядро всего.
Каковы будут последствия этого, скорее всего, мы просто не успеем понять. Ну и Бог с нами. Ну и фиг с нами. Ну и хэй с нами.
(мантра)
Космос любит нас. Космос любит нас.
Уровень 23
(вниз)
Д. приводит меня на маленькую улицу злачных мест. Здесь полным-полно хипстерских кафешек. Может быть, они и правы, устраиваясь здесь. Одинокий подвал где-нибудь в Бирюлево, может быть, привлек бы больше настороженного внимания местного участкового. А так – с виду все едино: все в одинаковой степени молодежно, несерьезно и декоративно.
Мы входим в респектабельное заведение, Д. здоровается с барменом и, невольно пряча меня за своей спиной, начинает спускаться по лестнице. Один уровень, еще один уровень.
Маленький аутичный Вася боится смотреть вниз. Внизу – прошлое, дантовы круги, возможность обделаться. Она у каждого из нас остается. Вася сразу все понял, он молодец. К себе я это применяю в метафорическом смысле (который, как это всегда бывает, отчетливей и необратимей). У меня стеклянные кишки – принцессы не какают. Но они вымирают, как все.
(паста)
Как это было? Ну а как это бывает, когда ты чувствительна к малейшему колебанию энергии и совершенно не владеешь собой? Когда так легко подействовать на тебя, смять тебя, открыть? Откупорить как сосуд – а ты лезешь как паста, духобиомасса, почти жидкость – запятой перед «как» не нужно, здесь именно в качестве, и Дитмар Эльяшевич Розенталь в своем справочнике это предвидел, но только не мог найти подходящих знаков препинания, маркирующих чудовищность такого дара – ты все прибываешь к человеку и прибываешь, да сколько уже тебя? Нужно ли это ему, спрашивать бессмысленно – он берет, он требователен, он боится, что ты можешь переместиться куда-то еще, и не намерен делиться тобой – ни граном – с кем-то еще. Ты пластична, ты откликаешься на все, что ему захочется, ментально и физически, но он и не пытается узнать, чего именно хочет твое тело, потому что ты сама – а не твое гуттаперчевое, отзывчивое, нервно-беззащитное тело – ты сама хочешь лишь одного: быть с ним, в его поле. Свидетельствовать о своей чудовищно вылупившейся любви, отдавать ее и отдавать, жертвовать и жертвовать сиюминутными желаниями и потребностями до тех пор, когда даже биологическое выживание не станет сиюминутной и несущественной потребностью, от которой ты, в общем-то, можешь отказаться. А почему это именно так – потому ли, что ты хотела и могла замазать собой все пустоты, которые обнаружились рядом с ним и в нем, или как-то иначе, – никому не известно.
Трепет клеток, гипервозбудимость, гипнабельность, распространяемость податливо-неоформленного. Способность к множественной разрядке. Это страшное искушение для другого, для потенциально любимого. Сверхженственная природа, меняющая реальность против воли действующих лиц.
(на лестнице)
(скорее, я-2): Думаю ли я о том, как все-таки прясть эту жуть, эту жизнь, не пряча узелки и концы, не подбирая остатки? Как не упасть, как не у пасти и не у пропасти спрашивать, что будет, если туда заглянуть? Как не спасаться, как не бежать, как не сжиматься до требуемого агрегатного и не сжимать – никого и ничего – в пальцах, в ладонях или мыслях?
(скорее, я-1): Ты спрашиваешь, что ли? Свобода нужна всему – живому и внеживому, всему нужно воздуха еще больше, чем любви, ведь и тебе тоже так, просто влажного воздуха. Убери эти плотные слои.
(тогда уж я-2): Зачем ты так говоришь?? Думаю ли я о том, как не душить в этой плотности? Я только и думаю об этом. Ну пожалуйста! Пусти меня!
(я-1): Ладно.
(началось)
Мы шагаем с лестницы в полутьму маленького зала. Стены ободраны, кирпичная кладка освежевана, обнаружена. Присутствующие – явные персонажи, само воплощения стиля. И не только литератрупные люди. Художники, креативщики. Видимо интересны, причудливы. Я ухватываю их нервным глазом. Наверное, он косит, и я кажусь себе птицей с бородавчатыми лапками.
