Сели в отдельном кабинете, и тогда только Танька решилась на вопрос:
— А в честь чего, собственно?
— Да в честь вторника.
— А на работе ждут.
— Не ждут, я позвонил, сказал, что проторчим на терминале долго, а потом я тебя отпущу.
— А что, проторчим долго?
— Зависит от тебя, Танюша, — отеческим тоном сказал Юрий Викторович. — Я вижу, что ты устала. Работаешь на износ, в конторе до упора торчишь каждый день. Просто хочу поговорить с тобой в неформальной обстановке, хочу, чтобы ты немного расслабилась. Да и самому хочется спокойно посидеть, после такого начала дня уже никакой работы не надо. Неотложных дел больше нет, так что у нас, считай, отгул.
Занялись вином и закусками, говорили все больше о ерунде, смеялись. Принесли горячее. Танька, насытившись и успев немного опьянеть, с благодарностью смотрела на шефа. Все-таки какой человек золотой. Вот много ли начальников такой отдых подчиненному могут внезапно подарить? И так вовремя. Последнее время Танька, кажется, тоже заразилась модной нынче болезнью — синдромом хронической усталости.
Начав вторую бутылку, задумались каждый о своем. Внезапно Юрий Викторович мягко взял Таньку за подбородок и поглядел ей в глаза. Отпустил, вздохнул и тихо сказал:
— Эх, Танюша, Танюша. Такая молодая и такая грустная.
Таньку прорвало. Захлебываясь слезами, она рассказывала и рассказывала. Про Олега, Машку, диагноз, выкидыш, монастырь, приемного ребенка. Перебивая сама себя, торопливо, как будто ей выделили всего несколько минут на то, чтобы сказать главное, она вываливала на обалдевшего шефа все свои беды, не думая о последствиях. Юрий Викторович, надо отдать должное, быстро справился в первым изумлением и деловито подливал ей вина в бокал, к которому она незаметно для себя периодически прикладывалась. Дойдя до «Спецремжилстроя», она вдруг резко иссякла, как будто кран выключили. Посидели несколько минут в звенящей тишине. Потом Юрий Викторович встал, взял Таньку за локти и мягко поднял ее на ноги.
— Пойдем, тебе надо отдохнуть, — так же мягко, но не допуская возражений, сказал он и увлек ее к двери.
К слову, в кабинете были две двери. Одна вела в общий зал ресторана, а другая — в противоположном направлении. Танька прекрасно помнила, что в зал ведет правая дверь. Но ни слова не сказала, когда шеф завернул ее к левой. Она была опустошена своим монологом, ей хотелось быть маленькой и послушной.
По небольшой дубовой лестнице они поднялись на второй этаж и оказались в узком коридорчике, стены которого украшали маленькие гравюры. Пройдя мимо нескольких дверей, они остановились перед номером четыре.
— Заходи, расслабляйся, — пропустил ее вперед Юрий Викторович. — Да не бойся, я тебя не съем.
Татьяна пожала плечами и вошла в небольшую, уютную комнату, отделанную в охотничьем стиле, как и все заведение. Комната мягко и приглушенно освещалась двумя бронзовыми светильниками по бокам большой кровати, застланной пестрым покрывалом из пушистых шкурок.
— О, да тут все, что надо, — деланно веселым голосом, стараясь не глядеть на шефа, произнесла Татьяна и бухнулась в кресло перед столиком с вином и фруктами. Но не успела она донести виноградину до рта, как ее подхватили сильные руки, и спустя мгновение она утопала в мягком покрывале и горячем дыхании мужчины. Ей захотелось раствориться, стать еще одной шкуркой на этой кровати, и она податливо раскинулась навстречу бешеному напору.
В перерывах между сексом они пили вино, а потом снова бросались в мохнатые объятия охотничьей кровати. В конце концов Танька так устала и опьянела, что не заметила, как провалилась в глубокий сон без сновидений.
Проснулась она от кофейного аромата, игриво щекочущего ноздри. Шеф сидел в кресле и задумчиво потягивал кофе из дымящейся чашки. Весь облик его выражал детское умиротворение. Увидев, что Танька проснулась, он встрепенулся, подхватил со столика поднос с кофейником, чашкой и плетенкой с печеньем и поспешил к кровати. Осторожно поставив поднос, даже не поднос, а специальный постельный мини-столик на коротких ножках, на ее колени, Юрий Викторович уселся на краешке с выражением лица бабушки, угощающей внучку блинами.
— Уже вечер. Но ты не торопись, моя хорошая. Головка не болит?
— Пока нет. Спасибо, — пробормотала Танька и отпила обжигающего напитка. Господи, как теперь себя вести? Как смотреть ему в глаза? Как дальше работать? Ну нельзя же показывать ему, как она боится. Набравшись мужества, она просипела: — Ну вот, так я и оказалась в постели с начальником.
— Чего? — Шеф встрепенулся. — А, в постели. — Глаза его увлажнились. — Ты прелесть, Танюшенька. Я и мечтать не мог, такая молоденькая, такая умница. Хотел, хотел, но и не мечтал, так-то. Вот что, моя хорошая. Денег мне возвращать не надо, считай, что это тебе премия. Даже не спорь, ты заслужила. Все на себе тянешь, лучший работник. И это твоя премия! Ладненько? — Юрий Викторович искательно заглянул ей в глаза и потянулся всем телом, вероятно, для поцелуя.
А Таньку захлестнул целый каскад чувств: стыд, страх, злость. Злилась главным образом на себя за то, что сел голос, когда говорила дурацкую фразу про постель. От ненависти к себе захотелось сказать что-нибудь очень обидное, стереть сияющее выражение с этого лица. Она отшатнулась и язвительно отчеканила:
— Дорогая из меня шлюха получилась.
Теперь отшатнулся шеф. Улыбка медленно поползла вниз. Татьяна почувствовала секундный прилив удовлетворения, а потом страх. Но метаться было уже поздно, и она продолжала, холодно бросая слова в его меняющееся лицо:
— Деньги я отдам, Юрий Викторович, обязательно отдам. Не знаю как, но найду способ. Не нужно меня держать за девочку, обслуживающую одним местом. Наверняка вы не собирались разводиться с женой, когда тащили меня в эту комнату. А я не позволю делать из себя содержанку. То, что здесь было — бесплатно. Я за это денег не беру. Это была просто слабость. А свои проблемы я буду решать сама!
Танька гордо вздернула голову и тут же пожалела обо всем сказанном. Шеф как-то осунулся, сник, молча опустил голову. После паузы вздохнул и поднял глаза. В них были жалость и разочарование.
— Татьяна, Татьяна. Вроде умная ты девчонка, но в одном дура. В самом главном. Не можешь понять, что иногда надо просто расслабиться и быть женщиной. Когда поймешь, самой легче жить будет. — Он сокрушенно покачал головой и посмотрел в окно. — Еще немного, и я влюбился бы в тебя без памяти. Ну да ладно, нам пора. Ты готова?
Всю дорогу ехали молча. В голове у Таньки было пусто и слякотно. Ей казалось, что она что-то упустила, не довела до конца. «Черт, какой конец? Не надо было доводить до начала!» Сдержанно попрощавшись, она пулей залетела в подъезд. Как ей в этот момент не хватало Машки с ее шутливой манерой рассуждать о серьезных вещах. Со своими «светскими львицами» она бы не решилась обсуждать этот вопрос. Да они и не поймут ее терзаний. «Классно, шефа закадрила! Ну давай, жми из него побольше». Таньку передернуло. И ей, чтобы не потерять лицо, придется расписывать все подробно, цинично смакуя детали и сально шутя. Нет, во всяком случае не сейчас.
