Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
– Да помаленьку… Как все… Правнука уже скоро жду от старшенькой внучки. Муж помер давно, дети разъехались кто куда, только младший здесь же, в Новом Белокатае. Да что это я? Пойдем-ка ко мне, хоть чаем угощу самолучшего гармониста! – рассмеялась она и вновь стала прежней Варварой…
Вспомнили детство, юность, тревожную молодость и невыносимо тяжелую военную годину. Кто из знакомых и родных репрессирован, кто погиб, а кто и сгинул неизвестно где и как. Нет ни одной семьи, которую бы беда обошла стороной. И после войны ломили, как лошади, в колхозе, да на шахтах и заводах. А теперь что ж? Пенсия, какая-никакая, огород опять же, а у кого и скотина есть… Жить можно. Было бы все у детей ладно, а нам-то уже немного надо.
– Ты дружка-то своего помнишь? Васю-то Попова? Приезжал лет пять-шесть назад брата старшего проведать. А как уехал, так вскоре Михаил-то Иванович помер. Да… А Вася с семьей в Челябинске, дом свой, хозяйство. Детей шестеро, внуки уж взрослые. Я изредка переписывалась с ними, но давно уж от них ничего нет.
– Ты адрес-то мне дашь? Тоже напишу хоть на праздник на какой, – смущенно попросил Николай Яковлевич. – Я их уж лет тридцать не видал. Как уехали из Нового Белокатая насовсем, так и след простыл.
– Конечно, дам, – лукаво улыбнулась Варвара. – Пиши, пиши, она-то, поди, рада будет…
«Ну что тут раздумывать, – уговаривал себя Николай Яковлевич, – когда еще доведется повидаться-то. Годы-то наши немалые. Заеду к ним, пожалуй, на денек и двинусь дальше к тетке».
Челябинск после войны сильно разросся. Пригородный поселок Першино, где жили Поповы, оказался зажатым между старым городом и соцгородом, построенным в сороковые годы для рабочих металлургического завода. Вот и нужная ему улица с одноэтажными типовыми «финскими» домиками вперемежку с разномастными постройками со странным для холодного Урала названием: Кавказская. Каменный белый дом с палисадником на две половины. Глухие ворота с врезанной в них калиткой, закрытой на щеколду. Николай Яковлевич нерешительно постучался. В ответ – ни звука. Внезапно калитка открылась.
– Кого вам? – сурово спросила пожилая грузная женщина в платке и галошах.
– Я вот тут по адресу… – засуетился Николай Яковлевич, – Поповых ищу… Василья Ивановича… Земляков из Нового Белокатая…
– Мы… Поповы… – выдохнула женщина, – а ты… не признаю что-то…
– Николай я, Колька-гармонист, помните меня… Кия?
– Ох, – всплеснула руками женщина, застеснявшись своего вида, – вот, в стайке убиралась… Ты в дом-то проходи, я сейчас…
Николай Яковлевич прошел через сени, разделявшие застекленную веранду, в дом. Справа кухня с печкой, слева прихожая, прямо – проходная комнатка с маленькой боковушкой без окон, дальше «зал» со смежной бывшей «девичьей».
– Где ж дружок-то мой Вася? Как он – жив, здоров?
– Дак нету Васи-то… Помер он полтора года назад, осенью. Тепло еще было… Болел долго, последний-то год все больше лежал. Лет шестнадцать назад простудился сильно: пошел поросенка забить после работы, а хозяин вместо денег иль мяса-сала самогонкой заплатил, да они ее тут же с ним и выхлестали. Василий-то голодный был целый день… До дома-то кое-как добрел, да под воротами и упал… Снегом быстро замело… Не видно его… Под утро уж я его нашла… Крупозное воспаление легких… Чуть не помер тогда. Выходили все ж. Курить махорку запретили врачи. Он уж и не курил больше, а все ж астма-то привязалась. Кашлял так, что все нутро выворачивало, и задыхался. Здоровье-то еще в войну, в трудлагере, подорвал. Да всю жизнь робил так тяжело… Врачи-то еще за год до его смерти сказали, что ему недели жить осталось. Съехались дети и внуки, а Вася-то посмеивается: «Что, хоронить меня приехали? А я вот раздумал помирать! Еще маленько поживу!». Дети-то так радовались, что повидаться довелось. А хоронили уж через год.
– Вот не знал-то… – растерялся гость.
– Что ж теперь, все там будем, когда-никогда. Ты садись, я счас на стол соберу… Ребята мои все по своим хатам, которые здесь, в Челябинске, которые разъехались… Одна теперь осталась. Вот квартирантку пустила, чтобы не так боязно было одной-то в доме. Она скоро придет с работы, хорошая женщина. А, может, кто и из наших заглянет. Старший сын в соцгороде живет, здесь у меня поросят держит, так вот приходит их проведать, да мне распоряженья дать, – пошутила хозяйка, накрывая на стол в «зале». – Старшая дочь директором в училище механизации в соцгороде, средняя в Москве, другая на Севере, а младшая тут, в старом городе, живет. Сын младший тоже в городе. Да я уже прабабушка: старшие внуки выросли и своими детьми обзавелись. Тоже далеко живут. А младшие-то прибегают…
– Мама! Что у тебя сенки-то раскрыты?
– Ну вот, легки на помине, – улыбнулась женщина и тотчас обернулась той прежней Кией с лукавыми ямочками на щеках. – Младшая с мужем приехала проведать.
– Да у тебя гости? Здравствуйте, я – Людмила, а это мой муж Виктор. Мама, мы ненадолго, привезли вот тебе кое-что.
– Ладно, садитесь за стол, земляка потчевать будем, вот и вино осталось с праздника.
Понемногу разговорились, вспоминая Новый Белокатай, родню и общих знакомых. Николай Яковлевич рассказывал, как изменилось их село, узнать трудно. Люди тоже стали какие-то другие – не отличишь от городских, не то что раньше: ходили в том, что было, не обращая на это никакого внимания. Дети были – кровь с молоком, а нынешние все больше бледно-зеленые…
Дочка заторопилась домой – дети одни, завтра рабочий день, пора ехать. Николай Яковлевич всполошился:
– Ой, загостился я у вас, мне ведь на поезд бы поспеть…
– Да куда вы поедете на ночь глядя? Переночуете, а завтра утром отправитесь, – хором уговаривали хозяева.
Николай Яковлевич решился: «А, была не была, мы ведь с Кией-то и не поговорили толком». Вскоре пришла квартирантка, посидела с ними за чаем немного и отправилась к себе. Пора было укладываться на ночь. Кия постелила ему в проходной комнатке, а сама ушла в боковушку. Николай Яковлевич долго ворочался и никак не мог уснуть.
– Кия, – позвал он тихонько, – ты не спишь?
– Нет, – прошептала хозяйка, нету сна ни в одном глазу.
– А помнишь, как мы тогда на Варварином сеновале? Лежали с тобой рядышком и боялись дышать. Глупой я был, мальчишка совсем, не смел даже дотронуться до тебя… А ты домой с Митькой ушла… А потом на Масленице на горке, ты уж за Васей была, помнишь, на санках на меня налетела и кубарем в снег… Тогда-то я не растерялся… Теперь вот опять лежим… в разных комнатах… через пятьдесят шесть-то лет… А я ведь уже тогда сильно любил тебя, Кия, хоть и малой еще был. И всю жизнь тебя помнил… Долго я куролесил после твоей свадьбы – сегодня одна, завтра другая… Потом женился назло всем… А вскоре уехал из села, чтобы сердце себе не рвать. Махал кайлом в Первоуральске. Дети пошли. Свыкся. Хорошо хоть жена покладистая попалась, а все одно меня к тебе ревновала до самой старости. Что ж ты меня не дождалась, Кия? Уломали бы как-нибудь родителей, а нет, так и уехали бы без их благословения куда-нито на стройку. Все бы вместе были…
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
