— Я не трепло, я правда не хотела к ней ходить! — с жаром доказывала Джосс. — Она сказала, что я понесу покупки… и мистер Патель это слышал. Куда мне было деваться?
— Ну, разумеется, — кивнула Кейт. — Простая вежливость требует.
Она сидела на постели, в которой много лет спала бок о бок с Джеймсом, и комкала мокрый платок. Джосс методично проковыривала носком своего устрашающего бутса дыру в ковре.
— Мам, насчет шляпки я пошутила.
— Она в самом деле шикарная и очень мне нравится.
— Она ужасна! Я ее сдам.
— Пожалуйста, не нужно… — Кейт очень хотелось, чтобы дочь подошла ближе, чтобы можно было до нее дотянуться, прижать к себе и побыть так хоть немного, в холодной комнате, среди беспросветного отчаяния. — Сама не знаю, почему я так себя повела. Эта мисс Бачелор…
— Она клевая! — сказала Джосс, теряя обычную угрюмость.
— Почему Джеймс к ней ходит?
— Мне-то откуда знать?
— В смысле что она собой представляет? Какой, например, у нее дом?
— Уродливый. Все старое, прямо замшелое!
«Старое», — мысленно повторила Кейт и содрогнулась.
— Давай обнимемся и все забудем.
Она раскрыла объятия. Джосс сделала шаг вперед и с каменным видом позволила себя обнимать. Кейт остро пожалела, что ей не четырнадцать, когда все хоть и ужасно, но много проще.
— Жаль, что мне не четырнадцать…
Джосс промолчала. Она редко задумывалась о возрасте, разве что тогда, когда приглянувшийся парень был месяца на три моложе или старше. Кейт могло быть тридцать шесть, а могло и пятьдесят, это ничего не меняло, потому что возраст матерей не в счет.
— Пора возвращаться к остальным, — сказала Кейт с тоской. — Джеймс купил такой огромный торт… в конце концов, что мне, трудно? Надену я эту шляпку!
— В обмен на торт?! — ужаснулась Джосс. — Нет, только не это!
Кейт встала и обеими руками взялась за волосы, убирая их за спину. Парные индейские браслеты (медь, украшенная раковинами), подарок Джосс к Рождеству, столкнулись и глухо звякнули.
— Ты не веришь, но я в самом деле рада этой шляпке, — с несчастным видом сказала она. — Просто я ее достала, а Джеймс так смотрел… я не могла этого вынести! Ну, не важно. Идем есть торт!
После ужина, уже во время мытья посуды, зазвонил телефон. Снимать трубку полагалось Кейт. Что она и сделала.
— Хью, — сказала она, передавая трубку мужу. — У него голос как у человека в ярости и к тому же под градусом.
— Я в ярости, просто в ярости! — послышалось в трубке. — Ей-богу, готов лопнуть!
— Правда? — Джеймс уселся, ногой подвинув табурет ближе к телефону. — Ну а теперь-то из-за чего?
— Хочешь послушать про очередной виток моей карьеры?
Джеймс не хотел. То есть не имел ни малейшего желания. Он устало прикрыл глаза и отстранил трубку, но голос все равно был слышен, пожалуй, стал даже яснее.
— Ну так я тебе скажу, чем буду теперь заниматься! Буду, как мартышка, скакать вокруг тех, кто перерезает ленточку на открытии гаражей, боулингов и сортиров для увечных! Будет из меня Хью Хантер, звезда мини-бизнеса… грошового, дешевого бизнеса, мать его так! Чем больше ленточек будет перерезано, тем больше орешков я накоплю на зиму! Столько, что щеки отвиснут! — Голос сорвался и захрипел. — Ох, Джеймс! Думаешь, есть еще смысл трепыхаться?
Приподняв веки, Джеймс покосился на Кейт. Она заканчивала вытирать посуду. С легким стуком поставив на место последнюю тарелку, она осталась стоять спиной к нему.
— Ты откуда звонишь? Из дома?
— Смеешься?! Хорошенькая из меня сейчас компания для нормальных людей! Я в нашей местной забегаловке.
— Там и оставайся. Сейчас приеду.
— Я знал, что ты настоящий друг…
— Только не вздумай рассопливиться!
— А ты точно приедешь?
— И двадцати минут не пройдет. Не пей пока больше, ладно? Кейт! — окликнул Джеймс, положив трубку.
Она не повернулась, словно не слышала.
— Ужасно жаль, что приходится бросать тебя одну в день рождения… — он помедлил, подбирая слова, — но, понимаешь, Хью…
Как ни скажи, все казалось свинством. На дни рождения (как Кейт, так и его собственные), а также по любым мало-мальски существенным датам они непременно занимались любовью. Это была хорошая, тщательно поддерживаемая традиция. Отправившись к Хью, он вернется в лучшем случае к полуночи, а то и далеко за полночь. Кейт уже будет спать крепким сном, а если даже и нет, будет слишком сонной для секса.
— Я знаю — и, поверь, мне очень больно, — что этот день рождения не задался с самого начала. Была надежда, что его хоть отчасти удастся исправить ночью, но, понимаешь, у Хью…
— Понимаю, — быстро сказала Кейт.
— Хотя бы поцелуй меня на прощание!
Она так и сделала. Это был короткий равнодушный поцелуй.
— Обижаешься?
— Ничуть.
— Тогда что с тобой? Ведь что-то происходит, признайся! Вот что, давай я перезвоню Хью и перенесу встречу на завтра…
— Не нужно!
— Но, Кейт…
— Подумаешь, день рождения! Сказать по правде, я их терпеть не могу, эти дорожные столбы на пути к старости. Даже и не думай отменять встречу. Ты нужен Хью. — Она слабо улыбнулась. — И не забудь очки.
— Может, все-таки поговорим серьезно?
— Не сейчас. — Она сняла ключи от машины с гвоздика и протянула Джеймсу. — Я буду уже спать, когда ты вернешься.
— Да, но мы вроде…
— Я уже буду спать! — с нажимом повторила Кейт. — Завтра на работу, а я совсем без сил. Пока! Да, и спасибо за праздничный ужин.
Когда Джеймс наконец ушел (Господи, она думала, что не доживет до этой минуты!), Кейт с тяжелым сердцем поднялась на второй этаж. Дверь в комнату Леонарда стояла открытой, и можно было видеть Джосс, сидевшую, подогнув ноги, на красном ковре, купленном миссис Ченг на каком-то ей одной известном развале. В поношенном летнем пальтишке, переведенном в ранг зимнего халата, у дочери был неожиданно домашний вид.
— Скажи, что я ее приглашаю, — говорил Леонард. — Что у меня есть к ней разговор. Уж я ей покажу атеизм!
— Ее трудно переспорить, — с удовлетворением сказала Джосс.
— А меня вообще невозможно!
— Она не психует.
— А я что, психую?
— Каждую минуту! А когда сам не психуешь, то стараешься, чтобы психовали другие. И все время якаешь.
— Ах ты, нахальная девчонка!
— Тебе бы следовало упражнять свой ум.
