Книга Приемыш черной Туанетты - Сесилия Джемисон

Наконец все было готово к отъезду. Уложены вещи, препятствия устранены. Мистеру Эйнсворту без труда удалось убедить Филиппа оставить «счастливое семейство» у Деи, а Лилибелю поручили отнести корзину к Дее, где она радостно встретила их и разместила в своем домике. Филипп охотно оставил своих любимцев у Деи, а Дея рада была заботиться о том, что принадлежало Филиппу.

– Я уверена, что Гомо будет ласков с ними, – успокаивала она Филиппа.

Что касается гардероба Филиппа, то миссис Эйнсворт убедила его, что короткие костюмы, которые он всегда носил, не подходят в условиях холодного климата, что он из них вырастет до своего возвращения, а потому лучше подарить их Лилибелю, которому они как раз впору. С этим Филипп охотно согласился: он чувствовал себя в долгу перед Селиной за ее бесчисленные услуги, а притом, несмотря на непростой характер Лилибеля, он все же в душе любил его. Итак, мешок с вещами Филиппа перешел к уморительному, смешному и веселому негритенку, который потащил их на голове с гордым видом, словно трофеи победителя.

Утром перед отъездом все сидели в опустевшей комнате, ожидая экипажи. Мистер Эйнсворт, одетый в дорожный костюм, взволнованно ходил по комнате, миссис Эйнсворт сидела утомленная и грустная, а Филипп в изящном новом костюме, видно, чувствовал себя неловко и выглядел далеко не таким свободным, как в своем простом старом наряде. Дея была тут же, она провела с отъезжающими весь последний день, и ее пригласили поехать на вокзал. Она сидела рядом с Филиппом бледная, но спокойная, время от времени бросала на друга взгляд, полный любви и грусти. Филипп казался ей совсем другим в непривычном новом костюме, она не чувствовала себя такой близкой ему, как раньше, и в обращении Деи с Филиппом появилась некая церемонность; на душе у нее было тяжело. Филиппу хотелось поскорее уехать, чтобы окончились последние часы нелегкого прощания. Он был бледен и возбужден.

Наконец подъехали экипажи, все с облегчением вздохнули и отправились на вокзал. Там были толстая Селина и Лилибель, приехавшие проводить и нетерпеливо ожидавшие их.

Доброе темное лицо Селины отражало возбуждение, глаза были красны. Лилибель в лучшем костюме, доставшемся от Филиппа, ухмылялся и вращал белками, поддерживая на голове большую картонную коробку.

Завидев Филиппа, Селина подбежала к нему и заключила в мощные объятия мальчика вместе с клеткой и «детьми» отца Жозефа.

– О, о! – рыдала она, – ты в самом деле уезжаешь! Ах, ах, дитя мое, будем надеяться, что мы с Деей дождемся твоего возвращения!

– Я скоро вернусь, Селина, – бодро ответил Филипп, освобождаясь из ее объятий и вытирая с лица ее слезы. – Я скоро возвращусь, не правда ли? – и он вопросительно взглянул на Эйнсвортов.

Те утвердительно кивнули.

– Мы вернемся к зиме, если все будет благополучно.

– А вот, дитя мое, – продолжала Селина, успокоенная обещанием, – тебе на дорогу пирожок, который может долго сохраняться. Кто знает, будут ли у тебя на новом месте пироги. А тут в мешочке цукаты.

– О, благодарю вас, Селина! – говорил Филипп, тронутый ее добрыми чувствами.

– Отдай все это носильщику, Лилибель, – приказала мальчику Селина. – Он положит коробку к вещам Филиппа. И вы, сэр, – обратилась она к мистеру Эйнсворту, – с супругой не откажитесь отведать моего пирога.

Мистер и миссис Эйнсворт поблагодарили Селину и пожелали ей всего доброго. Затем они простились с Деей. Нежно обняв девочку и целуя, оба шептали:

– Не забывай нас, дитя, – мы скоро привезем Филиппа обратно.

Наступил момент расставания. Поезд готов был к отправлению, оставались последние прощальные слова. Филипп, взяв руку Деи, улыбнулся дрогнувшими губами, подавляя рыдание. Он не мог заплакать. Слезы явились позже.

– Мне пора в вагон, Дея, стой здесь, отсюда ты будешь хорошо видна. И не плачь, когда уеду. Я скоро вернусь, – он говорил быстро и уверенно: – Я должен вернуться, привезти «детей» отца Жозефа. До свидания, Дея! – И он поцеловал ее. – До свидания, Селина! До свидания, Лилибель! – Не оглядываясь, бледный и взволнованный, Филипп вскочил в вагон.

Селина приложила платок к глазам и рыдала, Дея закрыла лицо руками, а Лилибель сопел, вытирая глаза кончиком фартука Селины. Такую сцену прощания увез с собой Филипп, когда поезд тронулся.

Когда поезд почти скрылся, Дея подняла голову и поймала прощальный взгляд Филиппа, он высунулся из окна вагона, кудри его развевались, он улыбался и кланялся. Еще мгновение – и черты лица мальчика растворились. Так Филипп Туанетты отправился в новый, неведомый путь.