Шепот за окном удалялся, стихал.
«Надо будет повесить над малинником транспарант: «Можно есть». Светящимися буквами. Да и самому отведать».
Кратов несколько раз с остервенением крутнулся с боку на бок и внезапно, рывком сел. Он почувствовал, что ему просто необходимо освободиться от воспоминаний, которые выбрались на свет из потаенных закоулков его памяти и теперь буйно, разноголосо толпились в сознании. Требовалось хоть что-нибудь, куда можно было перелить их – по принципу сообщающихся сосудов.
Почему с ним так не бывало раньше?!
«Вот беда, – Кратов горестно улыбнулся. – Послушный мальчик Костик. А это где я слышал? Тоже какое-то воспоминание… До недавнего времени я был нацелен на работу. И работал так, что пыль крутилась столбом! Но явился тектон Горный Гребень и перенацелил меня на мое прошлое. И вот оно пробудилось во мне, и теперь я у него в плену».
На столике в изголовье стоял мемограф – старый, но еще надежный прибор для записи информации на кристаллы. Из тех, что уже вышли из всеобщего употребления, но сохранились у ретроградов и любителей старины. Мемограф не был в деле, быть может, с того часа, как юный Костя Кратов ушел в Галактику. Как назло, в нем не осталось ни одного кристаллика. «Ну конечно, я все свои записи прихватил с собой. Дневники, мудрые речения, излюбленные стихи в стиле «танка», «хокку» и «сэдока», и даже драму в античном стиле на исторический, понятное дело, сюжет. Что-то из Плутарха. И ведь ни разу не воспользовался, пока не потерял! Где же я их посеял – до Псаммы или после?»
Зато под мемографом обнаружилась тонкая стопка бумаги. Кратов поспешно, пока ничего не улетучилось из памяти, нашарил в кармане брошенной на стуле куртки перо и примерился, чтобы начертать первый символ.
Но рука его замерла на полдороге.
«У нее были рыжие волосы, целое облако теплого огня. И нос в веснушках. И лукавые зеленые глаза. Она все время посмеивалась надо мной. Она была умнее и лучше меня. А я любил ее как сумасшедший и думал, что чем страшнее разрисую опасности, стерегущие меня в Галактике, чем большим героем покажусь ей, тем сильнее она полюбит меня. Вот дурень-то… Ей были безразличны эти дутые опасности и мои ненаступившие подвиги. Не этого она ждала от меня, не это во мне искала. Но что же тогда? Быть может, сейчас, на пятом десятке, я знаю, чего ждут от нас женщины? Как бы не так… Ну кому интересна моя память об этом?!»
Часть вторая
Гребень волны I
1.
Корабль был пристыкован к западному шлюзу, знаменитому самым длинным переходником на всей базе. Кратов успел сосчитать до трехсот, прежде чем достиг тамбура. При его приближении ожил и замигал чисто-синий глазок видеокамеры на бронированной двери, а нелюдской, с перезвоном хрусталя голос негромко испросил фамилию и личный код. Кратов назвал. Тяжелая, перехваченная полосами кованного металла дверь неожиданно легко откатилась, из-за нее ударил сноп яркого света, ослепляющий после тамбурного полумрака.
– Архаизм, – проворчал Костя сквозь зубы. – Дешевая экзотика…
Во всей цивилизованной Галактике давно уже не было таких крепостных стен и ворот. Когда нужно было как-то ограничить доступ, применялись более современные и надежные средства вроде изолирующих полей. Не видно, не слышно, и при всем том никаким тараном, фогратором, чертом и дьяволом не прошибить.
По-прежнему чувствуя себя большим звездным асом, по странному недоразумению угодившим на доисторическую ладью, Кратов прошел по центральному коридору корабля, служившему как бы продолжением долгой кишки переходника. Внутри дела обстояли гораздо утешительнее. Корабль оказался на уровне эпохи. Он принадлежал к славному семейству грузопассажирских малых трампов класса «гиппогриф». Не так давно сошедший со стапелей, совсем не битый, а значит – и совсем не латанный. Судя по размерам и числу дверей, выходивших в коридор, «гиппогриф» мог принять на борт до пятидесяти живых душ и никак не меньше килотонны багажа. То есть практически сколько поместится при соблюдении удобств экипажа.
Костя на ходу коснулся пальцами теплой на вид розовой обшивки стен. Она и вправду оказалась теплой, через нее руке передалось едва уловимое подрагивание. Трясся, понятное дело, не сам корабль, а вся база, с которой он был соединен пуповиной шлюза. База была древней, ее так и величали – Старая База. Она болталась здесь, на орбите вокруг Земли, едва ли не с начала тысячелетия. Через нее пролегали первые регулярные трассы внутри Солнечной системы. И до сих пор каждые несколько минут к ней кто-то причаливал, а кто-то в то же самое время «выбирал якорь».
Дверь на центральный пост была перекрыта белесой перепонкой. Над ней светился транспарант с упреждающе выставленной ладонью. Здесь тоже замигал глазок, на сей раз зеленый, и голос, уже почти совсем человеческий, спросил то же самое и вдобавок пароль. Костя ответил как полагается, в необходимой последовательности. Пароль ему сообщили на Земле, в Отделе навигации.
Перепонка чавкнула и разошлась.
На центральном посту уже пребывал Стас Ертаулов, которому надлежало в этом рейсе исполнять обязанности третьего навигатора. При полном параде, во всех регалиях, включая нашивки пилота третьего класса и нагрудный знак училища. Блестящие черные волосы аккуратнейше уложены под Элвиса Пресли, загорелое лицо сосредоточено, челюсти мужественно сомкнуты, стальной взор устремлен на экран перед собой. Бог знает кем он воображал себя в эту минуту. Даже не шевельнулся на звук шагов.
– Привет, – сказал Костя и кашлянул.
– Опаздываете, Второй, – строго сказал Ертаулов, не поднимая головы.
– Никого же нет, – пожал плечами Кратов.
– Все давно здесь. И мастер, и инженер-навигатор. Инспектируют гравигенную секцию. А между тем вы, Второй…
– Ладно тебе выпендриваться, – сказал Костя беззаботно и прошел на свое место.
В глазах Стаса забегали искорки интереса.
– Ты где откопал такое слово?!
– Сам придумал, – улыбнулся Кратов. – У нас все так говорят.
– Ну, в самом деле, – произнес Ертаулов, оправдываясь. – Я тут с утра. Потом нагрянули эти двое. Тут тебя еще ожидает сюрприз… А ты заявляешься едва ли не к вводу программы. И даже знак не надел!
– Тебе станет приятно, если я его нацеплю?
– Двое «Сатурнов» – не один «Сатурн», – веско сказал Ертаулов.
Кратов вытащил из кармана форменной куртки знак училища – голубой Сатурн на фоне чернозвездного неба – и приладил на грудь.
– Теперь видно, что ты не с улицы, – промолвил Стас с удовлетворением.
– А что за сюрприз такой? – спросил Костя.
Вместо ответа Ертаулов проворно крутанулся в кресле и вскочил на ноги. Кратов обернулся. На центральный пост входили двое: командир и инженер-навигатор. Поскольку трамп был ошвартован, а не находился в полетном режиме, полагалось приветствовать командира стоя. Что Костя и сделал.
