– Эта парочка не сильно позаботилась о нас. Больше нам тут делать нечего.
– Куда теперь? – спросил Федор, взявшись за руль своего «опеля» с решимостью полководца.
– На Западную, Федя. На Западную.
– А на Рабкоровскую не поедем?
– Думаю, что после ментов там уже нечего делать. – Недовольный уловом, он все же не падал духом и, подмигнув парню, добавил:
– Попробуй поехать той же дорогой, какой вез ее. И припомни еще раз, о чем говорили.
– Разговора почему-то больше не получилось. Она вроде надулась. Я решил, замерзла, устала, хочет поскорей домой…
– Зачем ей было растрачивать силы на лишние разговоры? Цели своей она достигла, выследила твой тайник. Ты поверил в ее легенду о девочке по вызову. О чем еще говорить? В таких случаях всегда есть риск проболтаться.
– Наверно, так, – согласился с ним Федор. – И все же мне показалось, что Алиса обиделась на меня, после того как я спросил, одна она живет или нет.
Это ее почему-то задело. Она ответила, что одна. Я, честно говоря, ей не поверил.
– Почему?
– Девчонка еще совсем.
– И что с того? Ты разве не один живешь?
– Действительно, – горько усмехнулся Федор. Вспоминая свое вчерашнее приключение, он поймал себя на мысли, что без злобы думает об Алисе, похитительнице изумрудов и убийце. И это открытие настолько ошеломило парня, что он на некоторое время лишился дара речи. И, только когда они подъезжали к проспекту Мира, встрепенулся. – В этом месте я включил радио, чтобы не скучать.
– Он нажал кнопку приемника – из динамика полились спокойная, светлая мелодия и низкий, хрипловатый женский голос. – Вот наваждение! – воскликнул Федор.
– Что такое?
– Не поверите, Геннадий Сергеевич! Та же самая песня!
– «Лили Марлен»? Что ж, бывает, у радиостанций не слишком разнообразный репертуар.
– На проспекте Мира она внимательно разглядывала дома, – припомнил Федор. – Причем верхние этажи. Наверное, знакомые или родственники живут…
– В каком именно месте? – заинтересовался Балуев.
– Сейчас подъеду. – Он остановился метров через двести. – Вот здесь.
Эти три дома.
Геннадий приоткрыл дверцу, выглянул наружу. Затем шагнул на мокрый тротуар. Он и не заметил, когда начал моросить дождь. Нежный, сентиментальный шлейф песни потянулся за ним в приоткрытую дверцу. Три шестиэтажных дома, как близнецы-братья, смотрели на него погасшими глазницами окон – третий час ночи, все спят. И только на первых этажах вовсю резвятся неоновые рекламы: в одном доме – булочная, в другом – кинотеатр «Знамя», в третьем – ювелирный магазин.
«Так-так. Забавно. А магазинчик-то наш!» – отметил про себя Балуев.
Он вернулся к машине, когда женский голос едва выдохнул слова: «It's you, Lili Marlene». – «Это ты. Лили Марлен».
– Одно можно сказать с уверенностью: квартиры в этих домах не для простых смертных! – Они снова тронулись в путь. – Не мешало бы, конечно, тебе попастись днем в этом районе. Может быть, встретишь вчерашнюю знакомую. Чем черт не шутит?
– Завтра воскресенье, – напомнил Федор. – Ювелирный не работает.
– Какой ты наивный, Федя! Неужели думаешь, она пойдет сдавать изумруды в магазин, тем более к нам? Не на ту напал! А вот за хлебом с утра пойти может.
И в киношку отчего бы не сходить? Хотя все же маловероятно, что она живет в этих домах. Здесь обитают солидные люди.
Свернув на Западную, они как-то разом утихли, каждый по своей причине: один в предчувствии крупного улова, другой – продолжая ощущать на себе дыхание роковой ночи.
Подкатив к магазину «Игрушки», они долго не решались выйти, обследуя местность. На противоположной стороне улицы находился ночной бар с трогательным названием «Ромашка», рядом с баром – какое-то административное здание, похожее на бывший райком партии. На той же стороне, где располагался магазин, сплошь были жилые дома.
– А «Игрушки» – то на ремонте! – обратил внимание Балуев на вымазанные известкой витрины. – Заг-лянем-ка для начала в бар, – предложил он.
– Я не проголодался, – пожал плечами Федор, вызвав улыбку на губах начальника.
Бар не ломился от посетителей. Бармен, парень лет двадцати, в пестрых подтяжках поверх белоснежной сорочки с короткими рукавами, дремал за стойкой.
Видно, сны посещали его чаще, чем местные жители.
– Эй, приятель! – Геннадий Сергеевич постучал костяшками пальцев по кассовому аппарату, отчего бармен мигом встрепенулся.
– Слушаю вас!
Со сна парень походил на едва оперившегося птенца, плохо держащего головку.
– Скажи-ка, земляк, – обратился к нему по-свойски Балуев, – не заходила ли сюда на днях девица – высокая ростом, брюнетка, с короткой стрижкой и с косой челкой, почти закрывающей правый глаз.
Бармен выслушал все это с таким постным выражением лица, будто ему предлагали повеситься на собственных подтяжках, и пробубнил казенным голосом:
– Тут разговоры не разговаривают. Тут выпивают и кушают.
– Конечно-конечно, – успокоил его Балуев и сделал заказ:
– Джин-тоник для меня и апельсиновый сок для моего друга – он за рулем. – И, протянув десятидолларовую банкноту, добавил:
– Только без сдачи, а то обижусь!
Бармен сразу просветлел, налился силой, как яблочко в сентябре, и подал им два внушительных фужера с напитками. Потом, осмотрев Балуева с ног до головы и сделав какие-то свои барменские выводы, поманил его пальцем и шепотом, будто кто-то, кроме Федора, мог их подслушать, сообщил:
– Описанная вами девица была здесь.
– Когда?
– Позавчера ночью. Примерно в это-же время.
– Одна?
Вместо ответа бармен отрицательно покачал головой и замер, как заводная кукла, у которой кончился завод. Чтобы снова привести его в движение, потребовалась еще одна банкнота, не меньшего достоинства, чем первая.
– С ней был парень, тоже высокий и тоже брюнет, в джинсах и темно-синей футболке, с вышитой на груди импортной надписью.
– Надпись не смог прочитать? – поинтересовался Геннадий.
– Что я, в школе не учился? – недовольно хмыкнул тот. – Там было написано «Горизонт». Есть такой французский одеколон. Футболочка фирменная, у меня глаз наметан.
– А раньше эта девица здесь появлялась?
– Не припомню.
– А парень?
– Он постоянно околачивается. У него напротив магазин.
– «Игрушки»? – удивился Балуев.
