На сей раз ее реакция была не столь живой, но искренней.
— Они прекрасны, Кэйдж. — Она провела пальцем по мягкой замше. — Такая тонкая работа. Должно быть, они очень дорогие. Откуда ты их взял?
— Сделал.
Изумление отразилось на ее лице.
— Мой дедушка научил меня делать мокасины, когда я был подростком, — объяснил он. — Нас, детей, приучали избегать праздности. Поощряли находить себе полезное хобби. Одно время я его забросил, а после аварии вернулся вновь. Мне нужно было что-то делать. У меня в мастерской есть еще несколько пар.
— И что ты собираешься с ними делать?
— Понятия не имею.
— Могу я предложить их на продажу на сайте?
— Люди не заинтересуются.
— Ты что! Я уже разузнала кое-что, пока готовила сайт. — Она держала мокасины бережно, словно они были сделаны из хрусталя. — Предметы народных промыслов берут нарасхват. Туфли вроде этих стоят огромных денег.
— Мне не нужны деньги. Я же сказал, это хобби. Чтобы занять свободное время.
Она чуть приподняла одно плечо.
— Тогда пожертвуй деньги в общий фонд племени.
Он согласился.
Воздух был наполнен соблазнительными ароматами и веселой музыкой. После заката солнца и фейерверка современные инструменты — гитары, скрипки и электронные клавишные — уступят место традиционным барабанам и флейтам. А сейчас длинные ряды столов были уставлены самым разнообразным угощением: сочными жареными цыплятами, свининой и говядиной, кукурузным пудингом и зелеными бобами с кусочками ветчины, спаржей, маринованной в специях, лепешками и булочками.
Дженна поставила на стол свое блюдо с еще горячим печеньем с черной патокой, которое принесла в качестве доли от молодой семьи.
Кэйдж, Дженна и Лили посидели на траве, уплетая за обе щеки. Потом влились в гуляющую толпу, слушая музыку и приветствуя знакомых. Кэйдж представил ее своим друзьям. Солнце опустилось за горизонт, появились первые звезды. Несколько мужчин собрали группу подростков и занялись дровами для костра. Когда пламя разгорелось, забили барабаны и меж людьми промелькнула одинокая фигура. Начался танец вокруг костра. Лицо неизвестного было прикрыто маской. Тщательно сделанный костюм — белоснежные перья головного убора, рыжевато-коричневые куртка и штаны, вышитые бусинами мокасины — невольно напоминал романы Купера и Майн Рида.
Кэйдж склонился к Дженне, прошептал:
— Это дедушка. Он шаман, поэтому его обязанность начинать все празднества.
Старик склонился и словно бы зачерпывал что-то одной рукой, затем другой, потом воздевал обе руки к небу, не упуская ни единой детали запутанного танца. На какое-то время Дженна потеряла его из виду за костром. Но скоро он снова появился.
— Дедушка славит наших предков, — сказал Кэйдж. — Дает им знать, что мы помним.
Зачарованные старые и молодые мужчины и женщины наблюдали за танцем Ши-паи — все вместе обратились взорами к прошлому.
Дрожь прошла по телу Дженны, когда она поняла сюжет танца. Шаман усердно трудился не только сегодня, но и каждый день своей жизни, делая все, чтобы сохранить доверенное ему сокровище — наследие линейпов.
Она вспомнила рассказ Кэйджа, как была украдена земля, как честь племени ленапе использовали против них, давая одно лживое обещание за другим, лишь бы оттеснить законных хозяев земли дальше на запад. На погибель.
И все равно они выжили.
Хотя шаман не произнес ни слова, Дженне стало ясно, что шаман и каждый здесь присутствующий сознают великую честь называться ленапе.
Неудивительно, что шаман так возмущался на собрании Совета молодыми людьми, покинувшими резервацию. Неудивительно, что так жестко распорядился: Лили должна остаться. Неудивительно и то, что взялся за обучение внука искусству шитья мокасин. Он выполнял свою работу. Пытался защитить то, что почитал священным. Род. Историю. Память.
Кэйдж ранее пытался растолковать ей это. Но, видимо, ей следовало дойти до всего самостоятельно.
Когда первый танец вечера закончился, у Дженны в глазах стояли слезы. И она прониклась уважением к Ши-паи.
— Ты что-то призадумалась. — Темные глаза Кэйджа смотрели озабоченно.
— Да. Это так возвышенно.
Барабаны забили вновь. Толпа зашевелилась.
К ним подошла Арлен.
— Это танец женщин, — сказала она, тронув Дженну за руку, — не хочешь присоединиться?
— Ой, нет. Я сегодня только посмотрю, если можно.
К Арлен подбежала возбужденная Ханна.
— Идет? — спросила она мать.
— Не сейчас. — Арлен взглянула на Дженну. — А маленькую можно взять?
Ханна рассмеялась.
— Да. Мисс Лили хочет танцевать.
— Конечно, — Дженна протянула Лили Арлен. Даже Ху-ма участвовала в танце. Приподняв юбку, откинув голову назад, она вышагивала в такт барабанной дроби.
Комок подступил к горлу Дженны.
— Удивительно, — сказала она Кэйджу. — Они все знают танец. Все эти женщины кажутся… единым целым. Мне бы хотелось, чтобы и Лили стала его частью. Нет, ты только взгляни… это как… — она запнулась, слишком переполненная чувствами.
— Мы одна большая семья, — пояснил Кэйдж.
Она кивнула, боясь произнести хоть слово.
Он взял ее за руку.
— Пойдем. Найдем что-нибудь выпить. Думается, тебе нужен перерыв.
Они отошли от толпы. Дженна была благодарна Далтону за несколько мгновений, необходимых, чтобы прийти в себя. Она взглянула на горизонт и глубоко вздохнула.
— Лучше?
Она кивнула.
Вспомнив, каким колючим был Кэйдж сперва, она удивилась, как легко с ним теперь. Он ей нравился. Более, чем нравился. Не потому, что он самый симпатичный парень из всех, кого она знает. Не потому, что невозможно пройти мимо обладателя такой фигуры. Нет. Обнаружилось, что он ей интересен. Что он добрый, заботливый, умный.
Эй! — проснулся внутренний голос. — Продолжай в том же духе, и сама не заметишь, как влюбишься в него по уши.
Не будет такого. Кэйдж этим не интересуется. Ничего долговременного. А судя по тому, как он старательно давит любые ростки взаимного влечения, то и мимолетного тоже.
Кэйдж замедлил шаги раньше, чем они добрались до стола с прохладительными напитками. Развернул ее к себе.
— Ты особенная женщина, Дженна Батлер, — пробормотал он.
Онемев от изумления, она глядела ему в лицо.
Выпустив ее руку, он провел ладонями по ее плечам, изгибу шеи, заглянув в глаза, затягивающие в свою глубину словно магнитом.
Она моргнула раз, другой, понимая, что Кэйдж наконец определенно созрел для решительных действий.
