— Температуры у него нет, — сказала Лаура.
Мерить температуру она не стала — для этого придется снимать с него брюки с рейтузами, и, если у него температура, нужно оставить его дома, а ей даже думать об этом не хочется. Как раз в тот день, когда она взяла отгул! Целый день в ее распоряжении! Она снова пощупала его лоб.
— Он немного вспотел! — крикнула она Ларсу-Эйвинду и, скорее для себя, добавила: — Но тут довольно жарко.
— У меня важная встреча! — прокричал в ответ Ларс-Эйвинд из ванной. Он злился из-за пиджака.
— Найди другой пиджак! Мне некогда!
Присев на корточки в коридоре, Лаура заставила Еспера высморкаться. Она посмотрела ему в глаза.
— Если тебе будет плохо или ты заболеешь сильнее, я заберу тебя. Ладно, Еспер?
Еспер кивнул.
— Но только если ты по-настоящему заболеешь, ладно? А если все в порядке, но просто хочется пораньше домой, тогда придется остаться в саду на весь день.
Юлия — на два года старше Еспера — внимательно смотрела на мать. Поднявшись, Лаура провела рукой по дочкиным волосам. Прекрати на меня так смотреть!
— А ты, Юлия, следи за собой сегодня, хорошо? Не вздумай гулять без варежек!
Юлия продолжала смотреть на мать — она не кивнула в ответ.
— Даже когда ты бегаешь и тебе тепло, шапку с варежками снимать нельзя, — сказала Лаура.
Юлия пожала плечами.
«Я что-то не то сделала? — подумала Лаура. — Прекрати на меня так смотреть! Я не сделала ничего плохого!» Она оглядела детей — четырехлетку и шестилетку. Оба в пуховиках, плотных вязаных шапках, красноносые и голубоглазые.
— Вечером будем пить горячий шоколад со сливками, — сказала Лаура и, по очереди ткнув Еспера с Юлией в грудь, добавила: — Ты, ты, папа и я. Вафли и горячий шоколад со взбитыми сливками.
Когда Ларс-Эйвинд усадил Юлию с Еспером в машину и уехал (в детский садик, к врачу, а уж потом на встречу), Лаура не собиралась звонить Юнасу Гуаве. Она вообще не знала о его существовании. Убрав со стола, она налила себе кофе, села за компьютер и зашла в Интернет, где и наткнулась на его имя. Внимательно изучила фотографии выставленных на продажу домов. Гостиные, спальни, ванные комнаты, кухни. Лаура представила, как бы она жила в этих домах. Агентом по продаже самых шикарных квартир был Юнас Гуаве. Когда Эрика позвонила ей с мобильного и начала уговаривать съездить на Хаммарсё, Лаура и слушать не захотела. Сейчас — на Хаммарсё? Нет уж. Лауре хочется сидеть за компьютером и бродить по Интернету. Может, она еще что-нибудь найдет про этого Юнаса Гуаве. Попрощавшись с Эрикой, она позвонила в «Недвижимость Просперо».
— Мы пока не решили точно, будем ли продавать, — сказала она по телефону, — вроде собирались, но окончательно не решили.
На самом деле ей просто хотелось выяснить, сколько можно выручить за их дом. На сколько он потянет. Юнас Гуаве сказал, что может прийти сейчас же. Лаура приняла душ, накрасилась, влезла в обтягивающие джинсы и покрутилась перед зеркалом. По словам Ларса-Эйвинда, у нее лучшая задница в Осло. Ей хотелось, чтобы агент по недвижимости тоже по достоинству оценил ее задницу.
Юнас Гуаве попросил стакан воды со льдом. Нет, не кофе, достаточно воды со льдом. Лаура позволила ему пройтись по дому и записать что-то в блокноте. В доме было прибрано, но она извинилась за беспорядок. Она вечно просит прощения за беспорядок — не важно, прибрано в доме или нет. Усадив Юнаса Гуаве в гостиной, Лаура прошла на кухню, вытащила из холодильника формочку со льдом и ударила ею по столу. Она никогда не умела правильно доставать лед из формочки. Ларс-Эйвинд от этого бесится. Он говорит, что нельзя просто брать и колотить формочкой обо что попало. «Но правильно выдавливать их — это целая наука», — говорит он. В последнее время от него начал исходить какой-то неприятный запах. Нет, не пот и не запах изо рта, просто, когда он приходит домой усталый, его тело неприятно пахнет. А сейчас он часто устает, потому что на работе перемены, он не высыпается и боится. Лаура не знала, почему ей кажется, будто он боится. Бояться Ларсу-Эйвинду совершенно нечего. Сейчас ему приходится работать больше, но это только на пользу. Ему повысят зарплату. Они смогут позволить себе то, о чем много лет мечтали. Сделают ремонт в ванной. Отремонтируют комнаты Еспера и Юлии. Поменяют полы. Может, даже снимут на все лето маленький волшебный домик в Провансе. Отдохнут.
Во второй раз Эрика позвонила узнать, как выехать из Осло. Лаура считала Эрику немного беспомощной. Эрика была старшей и самой способной. Исак гордился ею больше, чем другими, ведь она, как и он, стала врачом. Однако во всех ее действиях, без сомнения, чувствовалась какая-то беспомощность.
Юнас Гуаве и Лаура сидели на кремовом диване возле большого окна, выходившего на юго-запад, откуда открывался вид на сад, а в отдалении виднелся Осло-фьорд. Лаура и Юнас Гуаве разговаривали. «Прекрасный вид на сад с сиренью и яблонями. Вид на фьорд!»
Лаура поинтересовалась, можно ли называть видом, когда окно выходит в сад. Юнас Гуаве заверил ее, что уж он-то за свои слова отвечает.
— Если виден фьорд, значит, вид есть, — сказал он. — Главное, чтобы взгляд не останавливался, а здесь для взгляда простор.
Лаура кивнула.
— Знаете, когда останавливается взгляд, вместе с ним останавливается и мысль, — не унимался Юнас Гуаве.
«Строго говоря, не видно отсюда никакого фьорда, — подумала Лаура, — разве что новым владельцам приспичит высунуться из окна и вывернуть голову так, что шею можно сломать…» Отложив в сторону объявление о продаже дома, она посмотрела на Юнаса Гуаве, который на мгновение отвернулся, допивая воду. Он так ее пил! Словно ребенок, который впервые попробовал колу! Лаура могла смотреть на него безо всякого стеснения, он не обращал на нее ни малейшего внимания. Несколько секунд его ничего, кроме стакана воды, не интересовало. На лице Юнаса Гуаве было множество небольших шрамов или оспинок. «Нелегко ему пришлось в юности, — подумала Лаура, — одиночество, раздражение. Никаких девушек. Они дразнили его. Лезли целоваться. И он принимал все это за чистую монету. А когда ему казалось, что самая красивая девочка в классе действительно хочет поцеловать его, они отбегали в сторону и кричали: „Фу! Мерзость! Отвали, урод! Гляди — у тебя же прыщи! Фу!“» Он вырос, переехал в Осло, много тренировался, и нарастил мышцы, и вывел прыщи — наверное, антибиотиками. И все изменилось. Юнас Гуаве поставил пустой стакан на столик. Она предложила ему еще воды, но он покачал головой.
— Ладно, — сказала Лаура, показывая на объявление, — текст вы придумали просто замечательный, но, по-моему, выражение «идиллический оазис» надо заменить каким-нибудь другим. «Идиллический оазис» — это как-то коряво.
— Коряво? — улыбнулся Юнас Гуаве.
Он явно ждал объяснений. Лаура пыталась подобрать слова. О чем можно говорить с человеком, который не понимает, что выражение «идиллический оазис» — корявое? Может, сказать «гадкое»? «Гадкое» — подойдет? Юнас Гуаве вопросительно смотрел на нее. Лаура взяла со стола листок бумаги. Она чувствовала, что он разглядывает ее. Грудь, щеки, тело. У Лауры, в отличие от Юнаса Гуаве, прекрасно развито боковое зрение. Она всегда начеку. Сейчас он, наверное, думает: «Чем это так опечалена Лаура Лёвенстад?» Посмотрев на него, Лаура улыбнулась. Агенты по недвижимости не говорят «опечаленный». Этого слова вообще никто не употребляет.
