– То, что вы услышали.
– Понятно, – сказал он, поправляя солнечныеочки. – Не мог бы ты рассказать нам, откуда тебе стало об этом известно?
– Подобные вещи очень быстро распространяются вакадемических кругах, – заявил я. Мне показалось, что ничего лучшего я несмогу предложить им в качестве ответа.
– Вполне возможно, – заметил Рагма, снова переходяна свой инопланетный язык. – Их ученые сейчас занимаются переводом. Онимогли закончить эту работу и начать распространять ее среди университетов. Этоне по моей части, так что наверняка я ничего сказать не могу.
– Если кто-нибудь успел создать курс ГалактическогоКодекса, то этот тип определенно его уже прослушал, – пробурчалЧарв. – К сожалению.
– Тогда ты должен знать, – продолжал Чарв, опятьпереходя на английский и обращаясь непосредственно ко мне, – что вашапланета еще не успела подписать соглашение.
– Конечно, – ответил я. – Но меня, как выпонимаете, беспокоят только ваши действия и их соответствие кодексу.
– Да, разумеется, – сказал он, со значениемпосмотрев на Рагму.
Рагма подошел поближе, и в его немигающих глазах вомбатапромелькнуло нечто, похожее на ярость.
– Мистер Кассиди, разрешите мне сформулировать своюмысль как можно проще. Мы представители закона – полицейские, если такой терминвам больше по душе, – и нам нужно довести дело до конца. Мне очень жаль,что мы не можем сообщить вам всех подробностей, тогда нам было бы гораздо легчеубедить вас. Так или иначе, ваше присутствие на Земле создаст немалыезатруднения, а ваше отсутствие, наоборот, все сильно упростит. Как мы уже говорилиранее, если вы останетесь на своей родной планете, вам будет грозить некотораяопасность. Учитывая вышесказанное, мне кажется очевидным, что все сторонытолько выиграют, если вы согласитесь на небольшие каникулы.
– Мне очень жаль, – сказал я.
– Тогда, может быть, – продолжал он, – я могуапеллировать к вашему тщеславию, а также к вашей знаменитой любви кприключениям, столь характерной для приматов. Такого рода путешествие, если вызахотите совершить его по собственной инициативе, будет стоить целое состояние.Не говоря уже о том, что еще ни один представитель вашей планеты никогда невидел ничего подобного.
Надо признать, на этот раз он задел меня за живое. В любоедругое время я бы ни секунды не колебался. Но на этот раз я успел как следуетразобраться в своих чувствах. Вне всякого сомнения, в этой цепочке странныхслучайностей чего-то не хватало – а я был весьма существенной частью этихсобытий.
Впрочем, что-то случилось не только со всем миром. Нечто,чего я не понимал, произошло (или происходило) со мной. Постепенно я убедилсебя: разобраться в событиях последнего времени и внести в них свои коррективыя смогу только в том случае, если останусь дома и проведу свое собственноерасследование, поскольку сильно сомневался, что кто-нибудь сможет решить моипроблемы лучше, чем я сам.
– Мне очень жаль, – повторил я.
Рагма вздохнул, отвернулся, выглянул в иллюминатор ивнимательно посмотрел на Землю. А потом заявил:
– Вы очень упрямая раса.
Когда я ничего не ответил, он добавил:
– Мы тоже. Нам придется вернуть тебя на Землю, если тына этом настаиваешь. Однако я найду способ добиться необходимых результатов безтвоей помощи.
– А это еще что значится – поинтересовался я.
– Если тебе повезет, – ответил он, – тыостанешься жив и пожалеешь о своем решении.
Глава 5
Продолжая висеть, напрягая и расслабляя мышцы, чтобыкомпенсировать движение длинной веревки, на которой через равные промежуткибыли завязаны узлы, я разглядывал монетку с повернутым влево профилемЛинкольна. Он выглядел точно так, как если бы я смотрел на него в зеркало, всебуквы оказались перевернутыми… Только вот монетка лежала у меня на ладони.
Рядом/подо мной, там, где я висел всего в нескольких футахнад полом, урчала машина Ренниуса: три черные, как непроглядная ночь, секции,установленные в линию на круглой платформе, которая медленно вращалась противчасовой стрелки. На тех секциях, что стояли по краям, было что-то вроде ручек –одна вертикальная, а другая горизонтальная, – по которым двигалась,похоже, лента Мебиуса, примерно в метр шириной, одна ее часть проходила черезотверстие в закругленном, бороздчатом центральном приборе, который чем-тонапоминал широкую ладонь великана, собравшегося хорошенько почесаться.
Согнув колени и упираясь ступнями ног в один из узлов, яначал медленно раскачиваться и через несколько мгновений оказался над уходящимвнутрь отверстием в центральной секции машины Ренниуса. Опустившись пониже, япротянул руку и бросил пенни на ленту, покачнулся и вернулся в первоначальноеположение. Быстро вытянув руку, схватил пенни, как только монетка появилась наленте с другой стороны прибора.
Совсем не этого я ожидал. Совсем не этого.
После того как монетка прошла через машину в первый раз, онаподверглась зеркальному отображению. Так что я решил, что, если пропустить ееснова, она вернется в свое нормальное состояние. Вместо этого я держал в рукеметаллический диск, рисунок на котором был расположен правильно, зато не былрельефным, а был выгравирован словно внутри монетки. Это относилось к обеимсторонам диска, по ребру которого шли специальные углубления, как на ободеколеса поезда.
Страньше и страньше[5]. Мне просто необходимопроделать это еще раз, чтобы посмотреть, что произойдет. Я выпрямился,посильнее сжал веревку коленями и начал корректировать свой качающийся маятник.На мгновение я посмотрел вверх, туда, где в сумраке пряталась потолочная балкас перекинутой через нее нитью, на которой я болтался, точно марионетка.Основную балку, расположенную слишком близко к потолку, чтобы на нее можно былосесть, я пересек в стиле африканского муравьеда – колени сомкнул наверху,предоставив пальцам делать основную работу. На мне был темный свитер и брюки, ана ногах замшевые башмаки на тонкой подошве. Через левое плечо я перекинулмоток веревки и полз до тех пор, пока не оказался в точке, находящейсямаксимально близко к центру машины.
