перешивать его шмотки для маленького и тщедушного Фиры. От Степки некоторое время Фире перепадали джинсы и кроссовки. Но после того как Степан вымахал под потолок, а ноги его достигли сорок пятого размера, джинсы и кроссовки Фира стал донашивать уже после меня.
Сейчас на Фире красовались мои голубые джинсы, красный отцов джемпер, давным-давно привезенный мамой из Италии, и что больше всего поразило мое воображение — шейный платок, кокетливо повязанный и выглядывающий из расстегнутого ворота рубашки.
— Ты чего это? — удивилась я. — Чего так вырядился?
Фира покосился на рукав своего, а в прошлом отцова кроваво-красного джемпера, поправил на шее платочек и, неопределенно мотнув головой, ничего не ответил. А напротив даже спросил:
— А ты чего приехала-то, Марьяночка? Случилось, что ли, что?
Я строго поглядела на старика.
— Случилось! — процедила я. — Вообще-то ты пропал! А в остальном, прекрасная маркиза...
Не успела я договорить, как Фира бросился мне на шею и задушил в объятиях.
— Неужто из-за меня приехала? — обрадовался он. — Вот спасибочки, Марьяночка! Вот спасибочки!
Некоторое время он прыгал возле меня, изображая радость от встречи, потом оглянулся по сторонам и, понизив голос почти до шепота, сообщил:
— А я как иномарку-то у ворот увидел, так сразу подумал, что это Светка с Борькой из Киева приехали. А как же я им покажусь-то? Я ж теперь не я, а Яшка-боцман.
Нехорошие подозрения снова закрались в мою душу.
— Ты же недавно говорил, что ты Яков Ефимович, — осторожно напомнила я. — А теперь уже Яшка-боцман?
Я стала подозревать у Фиры не раздвоение, а растроение личности.
В этот момент во двор въехали забрызганные грязью «Жигули» и остановились напротив крыльца. Худой, длинный мужик с вислыми пшеничными усами выбрался из машины и, обежав ее вокруг, галантно открыл дверцу статной русоволосой красавице. Судя по всему, это и была сама хозяйка дома. На вид ей было лет пятьдесят пять — пятьдесят шесть (я в возрастах не разбираюсь), но выглядела она еще очень ничего. Смуглая, кареглазая, с румянцем во всю щеку...
В общем, болыпехолмских мужиков понять можно — не только дом хорош, но и хозяйка хороша.
Заслышав шум автомобиля, Фира опрометью бросился в сарай.
— Кто там приехал? — испуганно спросил он через приоткрытую дверь. — Случайно не Светка?
И чего он так какую-то Светку боится?
— Не знаю, — ответила я. — Мужик какой-то на синих «Жигулях» и тетка с ним. А ты от какой такой Светки прячешься?
Фира не ответил и, открыв дверцу пошире, проворно выскочил из укрытия.
— Наши вернулись, — крикнул он и с улыбкой заторопился навстречу пышнотелой красавице. — А ты смотри не перепутай, — шепнул он, оглянувшись. — Яковом Ефимовичем меня зовут...
— О господи, твоя воля! — возвела я очи к небу и пошла следом за стариком. — Опять ведь в какую-нибудь авантюру с тобой вляпаюсь.
Завидев нас, хозяйка дома приветливо поздоровалась с Фирой, обозвав его Яковом Ефимовичем, и с улыбкой повернулась ко мне.
— Здравствуйте, — сказала она. — Кого-нибудь ищете?
Я поздоровалась и, неуверенно кивнув, тут же дернула Фиру сзади за джемпер. Уж коли заварил всю эту кашу, так пусть ее сам и расхлебывает. А я лично не знаю, что теперь говорить. Если раньше мы ехали на поиски Фиры, то теперь получается, что никакого Фиры здесь нет и искать его бессмысленно. Так за кем же мы тогда приехали?
Я стала судорожно придумывать, что бы такое сказать, но, не придумав ничего лучшего, решила представиться:
— Марианна меня зовут, — сказала я и улыбнулась.
Но информация не произвела на хозяйку дома никакого впечатления. Впрочем, на какое впечатление я рассчитывала, и сама не знаю. Просто тянула время.
— А я — Марта Теодосовна, — пропела тетка и, вопросительно глянув на Фиру, снова перевела взгляд на меня.
Повисла неприятная пауза. Я молчала, хозяйка молчала и, что возмутительно, Фира, гад, молчал. Поставил меня в дурацкое положение и как воды в рот набрал...
Я незаметно протянула сзади руку… И от души ущипнула его за бок. Это, слава богу, возымело действие.
— Марианна?! — тут же с удивлением и даже вроде бы с восторгом воскликнул он. — Так вы случаем не племянница Ферапонта Семеновича Воробейчика будете?
Я с грустью посмотрела на старика и обреченно кивнула.
— Его самого, — согласилась я.
Потом окинула Фиру ехидным взглядом и с сарказмом спросила:
— А не подскажите ли, кстати, куда это он подевался, этот Ферапонт Семенович Воробейчик. По нашим сведениям, он отправился сюда, в Белые столбы, то есть, тьфу, — плюнула я, — в Большие холмы вместе со своим приятелем. Но пятый день от него ни слуху ни духу. А мы, знаете ли, волнуемся, ищем его.
Услышав о пропаже моего родственника, Марта Теодосовна испуганно всплеснула руками и уставилась на Фиру.
— Яков Ефимович, — воскликнула она, а я при этом невольно скривилась, — как же так получилось? Это куда же подевался ваш товарищ?
Фира замахал руками, призывая всех к спокойствию.
— Все в порядке, все в порядке, — затараторил он. — Никуда он не пропал, просто поехал навестить родственников. Погостит-погостит и вернется.
Фира врал, как сивый мерин. Впрочем, по части соврать он всегда был большой мастер. А я только вздохнула и дипломатично попросила воды.
— Идем, девонька, в дом — ласково позвала хозяйка, — я тебе кваску налью. Холодненького. — И направилась к крыльцу.
На пороге она остановилась, оглянулась на стоявших у машины мужчин и мягким, но непререкаемым тоном велела им разгружать поклажу.
— Заносите все в хату, — сказала она. — А вы, Прокофий Иванович, оставайтесь ужинать. Сегодня Яков Ефимович про Париж будет рассказывать. Очень интересно. — Она с симпатией посмотрела на Фиру.
Однако мне не показалось, что дядька с вислыми усами так уж жаждет Фириных рассказов. Более того, я заметила, что он поглядывает на нашего старика несколько враждебно и при этом бросает страстные взоры на хозяйку дома. Видать, правду сказал дед Василь: вокруг Марты Теодосовны и в самом деле женихи вьются, как шмели вокруг цветка. И, кстати, наш старик тоже как-то подозрительно петушком скачет. А уж вырядился-то просто как индюк. Ой, беда с этими стариками!
Я невольно простонала сквозь зубы и приложила ладонь ко лбу.
— Что такое? — сразу же испугалась хозяйка. —
