Элли. – Это ты сделала так, чтобы Лемми ушел в Низовье, да? И папу, папу ты тоже отправила туда?
– Да. – Серафима начала засыпать в кастрюлю овсяные хлопья. – Это моя работа, Эльга. И совсем скоро станет твоей.
Элли осела на пол.
– Я хотела, чтобы ты до всего дошла сама, внученька, – продолжала бабушка будничным тоном. Так, словно не озвучила страшную правду только что. – И по-прежнему очень этого хочу. Поэтому скажу тебе только то, что однажды, когда мы ехали сюда из Пярну, сказала мне моя бабушка…
Ткач появлялся в те моменты, когда Эльге было особенно тяжело.
И это, как теперь понимала девочка, в действительности было ей необходимо.
Однако сейчас помощи из мира «под нами» ждать не стоило.
Ведь тут была бабушка.
Бабушка, буквально идущая бок о бок со смертью, точно бы его увидела.
Нет, он не появится.
Нужно было справляться самой.
– Женщины, носящие нашу фамилию, Эльга, обречены на то, чтобы искуплять чужой грех, претворенный в жизнь руками мужчины, – медленно проговорила Серафима так, будто слова растворялись в ее рту по пути и никак не могли выйти наружу. – Вилла Имедема была построена много лет назад на том месте, где живым людям не были рады. Сулев Грэм, затеявший стройку, конечно же, об этом не знал.
В голове девочки всплыло недавнее воспоминание: первым именем, написанным на двери, было именно Сулев.
– И все несчастья, все злоключения, преследующие Сулева во время возведения этих могучих стен, не останавливали его от затеи. Тогда Тарту назывался Юрьев, а Ихасте не существовало вовсе. То было время после войны, и на тех дорогах, что теперь ведут тебя в привычные места, была пролита кровь, были брошены кости. Территория, пострадавшая от безмерной человеческой жестокости, ушла во власть мира Смерти и Страха. И от и до должна была находиться под его наблюдением.
Бабушка залила хлопья водой и поставила кастрюлю на плиту.
– Но люди оправлялись после потерь, рождались дети, им всем нужно было где-то жить и чем-то питаться… Война и ее проклятие не могли висеть над нашей страной вечно, ведь тьме всегда приходит конец. Тогда-то Сулев и подумал, что может построить дом для своей жены Вирве и сына Пабо тут, в месте, где не было ничего, кроме призраков прошлого… Но, теперь могло появиться.
И стоило Сулеву начать, кирпичные кладки рушились сами по себе, инструменты пропадали, а он бесконечно получал травмы. Но упорства этому человеку было не занимать. На то, чтобы селиться в городе, где все еще было слишком мало работы и места для всех, средств у Грэмов не было, а Вирве и Пабо заслуживали лучшей судьбы. И Сулев продолжал стройку. Но когда дело дошло до крыши, на территории заднего двора будущей виллы моргнула темная вспышка.
Потеряв в войне своего отца, Сулев стал неверующим, а потому не придал никакого значения этому явлению. Однако Вирве, его жена, была куда внимательнее и чувствительнее, а потому, укачивая на руках малыша Пабо, вышла на задний двор.
В тот день семью Грэмов посетил сам Тууни для того, чтобы обрушить на семью свой адский гнев. Однако же, увидев мать с ребенком на руках – символ жизни, он смягчился и внял просьбам женщины дать Грэмам шанс восстановить род и жить здесь, в будущем Ихасте.
Но ни одна щедрость, ни один шанс не мог быть дарован без последующей платы. Тууни взял обещание с Вирве – отправлять к нему каждого мужчину и каждого мальчика из ее семьи. И делать это строго до их тридцати пяти лет – возраста, в котором человек забывает о чудесах и магии мира и постепенно теряет способность внимать всему новому.
Как только вилла была достроена, Вирве обманом отправила Сулева к Тууни. Спустя много лет Пабо женился и дал потомство, и уже добровольно ушел за отцом.
Тууни сдержал свое обещание и дела Грэмов пошли на лад. Совсем скоро забытая богом территория образовала новый пригородный район. Появились дома и школы. Появились семьи и дети. Жизнь победила смерть, а жительницы виллы Имедема продолжали выплачивать свою дань, передавая миссию из рук в руки.
Были и те, кто хотел избавиться от заранее уготованной судьбы, была и моя мать, пытавшаяся перевезти всю семью в Пярну. Но вилла Имедема возвращала нас всех сюда, притягивая обратно, заставляя помнить о прошлом, вопреки желанию. Люди помнили о войне. А мы помнили о долге. И так как твоя мама открестилась от своей миссии, потеряв своего супруга…
Свое дело я передаю тебе.
Элли чувствовала, как шевелятся волосы на ее затылке.
Рассказанная бабушкой история объясняла многое, но все еще не давала ясности в происходящем.
Почему за столько лет ни одна проуа Грэм не решилась на то, чтобы пересмотреть условия? Не убежать от судьбы, а отправиться к Тууни и изменить все?
И зачем Лемми ушел так рано? Ведь он мог остаться со своей семьей еще на много-много лет…
Сжав зубы покрепче, Эльга наконец нашла в себе силы для того, чтобы подняться с места.
Все казавшиеся невиданными и неслыханными выдумками байки не пугали ее и не заставляли усомниться в реальности происходящего.
Ведь Лембит говорил о том, что все намного сложнее, чем сестра себе представляет, много лет подряд.
Ведь уже несколько дней ее опекал настоящий проводник детской смерти.
Ведь если реалистичных причин происходящему не было, нереалистичные обязаны были появиться.
Скорее всего, именно так, как сказала бабушка, и обстояли дела на самом деле.
Но больше не будут.
Она изменит ужасную схему оплаты долга.
Она отправится в Низовье и вытащит Лемми.
Она все сделает сама.
– Я поняла тебя, бабушка, – так равнодушно, как только могла, произнесла Элли для того, чтобы казаться смелее. – Но я не принимаю эту работу, как и мама. И ее не примет у тебя никто.
Серафима, уже помешивающая полуготовую овсянку, наконец, обернулась на девочку.
– Я не поняла тебя, внученька.
– Нет, ты все поняла, – твердо заявила Эльга. – Я исправлю все. Я сделаю то, на что другие были не способны.
Бабушка посмотрела на девочку большими глазами.
А затем добродушно рассмеялась.
– Да, Эльга. Девочки в твоем возрасте думают, что способны на все что угодно. Но это не так.
Она поправила очки.
– Хочешь ты или нет, внученька, но работу тебе выполнять придется.
Элли вспыхнула.
Никто, никто не воспринимал ее серьезно!
И этому настанет конец!
– НЕТ, БАБУШКА! НЕТ! – запротестовала она. – Если ты такая бесчувственная, такая равнодушная и ледяная, почему ты расстроилась, когда узнала, что мама хочет
