я собираюсь заниматься по вечерам после работы. Я ответил, что в Петербурге часто ходил с друзьями в концертные залы, на выставки или в гости. Но чаще проводил свободное время дома, смотрел фильмы или читал книги.
В это время официант принес заказы. К своему удивлению, я обнаружил, что кормить нас собираются каким-то красным супом, удивительно напоминающим по внешнему виду борщ.
- Боржч! - торжественно объявил доктор Пильман и, схватив ложку, принялся с энтузиазмом поедать содержимое тарелки.
Я попробовал и остался доволен. Приготовлено было вполне качественно.
- Удивлены?
- Более чем. Не знал, что в Америке умеют готовить настоящий борщ. На самом деле это не так просто.
- Мне передал рецепт этого замечательного блюда ваш начальник господин Алмазов. А я научил Эрнеста. Сам удивлен, как хорошо у него получилось. Не отличишь от русского варианта. Кстати, Эрнест был потрясен, когда попробовал это блюдо в первый раз. Он даже решил переименовать свой ресторан. Теперь он называется "Боржч", - заявил доктор Пильман. - В честь русских, которые отныне будут работать в нашем Институте. То есть в честь вас, господин Панов, и в честь вашего соотечественника, господина Молниева.
- Борщ, - поправил я. - Произносится борщ.
- Нет, заведение называется "Боржч"! Так написано на вывеске, разве вы не заметили?
- Не обратил внимания.
- Каждый вечер в "Боржче" собираются самые интересные люди города и почти все ученые Института. Можно считать это заведение стало нашим своеобразным клубом. Здесь бывает очень интересно. Присоединяйтесь. Вам нужно познакомиться с коллегами в непринужденной обстановке.
Я кивнул, неформальное общение - это хорошо. Однако я был удивлен. Мне было бы спокойнее, если бы Пильман после нескольких ободряющих фраз потребовал от меня служебного рвения и продуктивной работы. Это было бы понятно - он заплатил за меня большие деньги, заранее обустроил мой быт, сделал все возможное, чтобы ничто не отвлекало меня от занятий наукой. Но он не сказал ни слова о предстоящей работе, отделался общими фразами. Мне показалось, что ему, как и Алмазову, в нашем родном петербуржском Центре особо важных исследований, нет никакого дела до того, чем я займусь. Ничего страшного, конечно, не очень-то и хотелось докладывать. Но только непонятно, зачем он притащил меня в Хармонт? Какая ему от меня польза?
"Пустышка"
Мне выдали пропуск для входа в Институт. И как теоретику выделили отдельный кабинет. Надо отметить, что очень хороший. Особенно мне понравился большой письменный стол и удобное кресло - мечта человека, привыкшего работать с бумагами. Вспомогательные устройства были хороши - мощный компьютер, цветной лазерный принтер, сканер, ксерокс и устройство для уничтожения использованных бумаг. Может быть, были и другие полезные устройства, но я не обратил внимания. На одной стене висела школьная доска, на которой удобно было мелом записывать формулы и важные мысли, нуждающиеся в последующем подробном рассмотрении. На других стенах красивые картинки, но их, пожалуй, придется заменить.
На следующий день я познакомился с начальником лаборатории спектрального анализа профессором Марком Уильямсом. Точнее, он сам пришел ко мне знакомиться, у меня сложилось впечатление, что он был уверен, что я прямо с порога начну пачками выдавать гениальные идеи и потрясающие откровения. Я даже немного застеснялся.
- Вы зря рассчитываете, что я способен сейчас сказать что-нибудь умное, - признался я. - Я прежде не думал о Посещении, даже не уверен, был ли "хармонтский феномен" Посещением или чем-то другим.
- Вы - русские смелые ребята. Мало кто из моих коллег признался бы в своем незнании.
- Но я хочу узнать. У меня постоянные проблемы с чувством любопытства.
- Это еще более удивительно. Стремление к чистому знанию сейчас большая редкость.
Мы замолчали. Я не знал, что у него спросить. Потому что пока не решил, чем мне следует заняться в Хармонте в первую очередь.
Профессор Уильямс догадался и сказал:
- Лично я занимаюсь "пустышками".
- Вам удалось выяснить, из какого вещества они изготовлены?
- Нет. Не уверен, что это металл или полимер. Кстати, это доказывает, что объект создан искусственно, волей чужого разума.
- Почему вы так решили?
- Очень тщательная обработка.
- Галька на морском берегу тоже гладкая. Но для объяснения ее формы мы не ссылаемся на чужой разум, - возразил я.
- Галька? Да, я понимаю, о чем вы говорите. Галька - камень, отшлифованный волнами за сотни лет. Алгоритм ее появления понятен. Но в нашем случае, "пустышка" - это не камень. И нам не известно, как что-то однажды стало "пустышкой".
- Есть только один способ доказать искусственность "пустышки". Разъединить диски.
- Можно я напишу об этом статью? - с трогательной застенчивостью спросил Уильямс.
- Конечно.
- Я сошлюсь на вас.
- Хорошо.
Профессор Уильямс ушел воодушевленным. Я помог ему решить, какими экспериментами с "пустышками" следует заняться в первую очередь. Был доволен и я - в первый же день помог местному профессору, не зря приехал. Хотя с трудом верилось, что наши земные ученые способны разъединить диски "пустышки". Но попытаться стоило. Это занятие было не хуже других. Прекрасная имитация полезной деятельности.
О десертных вилках
Мне выдали из спецфонда настоящую "пустышку". Наконец-то удалось разглядеть этот известный артефакт внимательно. В Чучемле я видел "пустышку" только один раз, издали, когда Мазин показывал свои экспонаты из мешка Пильману. Конечно, мне хотелось потрогать ее, но не успел. Зона в Чучемле самоликвидировалась.
Признаться, "пустышка" действительно удивительный предмет. Любой человек, впервые столкнувшийся с "пустышкой" испытывает при этом чувство абсолютной растерянности, потому что таких предметов на Земле быть не должно. И я не был исключением. Современная физика не допускает существования ничего подобного. Диски были приятны на ощупь, и сама их фантастическая связка впечатляла потрясающей простотой.
Я был уверен, что объяснить феномен "пустышки" с помощью известных нам законов природы невозможно. Но, чтобы установить другие, последующие (?), надо будет поработать. И я буду рад, если у профессора Уильямса и в самом деле, что-нибудь получится.
Вечером я вернулся в гостиницу. В вестибюле сидел Молниев и с явным интересом читал местную газету, наверняка, какой-нибудь желтый листок, в котором на простом английском языке рассказывали о рептилоидах, вампирах, зомби, заколдованных принцессах и коварных инопланетянах. Фантаст в поисках новых впечатлений. Забавно. Увидев меня, Молниев решительно отбросил газету.
- Давно жду. Где тебя носит?
- Я приехал в Хармонт работать.
- И чем ты занимался сегодня, если не
