– А что это – лента Мёбиуса? – спросила я, наблюдая, как преподавательница склеивает концы бумажной полоски скотчем.
– Она похожа на математический символ бесконечности, – ответила миссис Брэдбери. – Лента Мёбиуса – это бесконечная петля, покинуть которую невозможно. – Она протянула мне склеенную бумажную полоску. – Вот, можешь убедиться сама. Возьми карандаш и проведи линию по центру этой полоски. Не останавливайся, пока не вернёшься в исходную точку.
Слегка озадаченная, я взяла карандаш, положила ленту Мёбиуса на стол и начала чертить по её центру линию. Петля постепенно смещалась, а мой карандаш следовал за ней. Нарисованная линия пересекла место склейки не один раз, а дважды, прежде чем мне удалось замкнуть её.
– Ну вот, отлично.
Я уже собиралась вернуть бумажную петлю миссис Брэдбери, но она отрицательно покачала головой.
– Теперь взгляни на неё повнимательнее, – сказала она. – Сколько сторон у этой бумажной полоски сейчас?
Я повертела ленту Мёбиуса в руках. Линия, которую я прочертила, шла вроде бы по обеим сторонам петли, но, приглядевшись, я поняла, что это не так.
– У неё только одна сторона, – ответила я.
Миссис Брэдбери кивнула и улыбнулась – казалось, даже с гордостью:
– У ленты Мёбиуса нет передней и задней сторон, как у обычного листка бумаги, и нет внутренней и наружной поверхностей, как у обычной петли. У ленты Мёбиуса только одна сторона. – Она взяла бумажную петлю из моих рук и стала кончиком пальца проводить на ней воображаемую линию – повторение моей карандашной. – Если бы ты могла пройти по этой петле, ты бы решила, что у неё нет конца. Единственная разница – что в какой-то момент ты бы заметила, что по мере твоего движения по этой замкнутой кривой признаки твоего тела переходили бы с одной стороны на другую.
Сейчас, чувствуя кончиками пальцев биение своего сердца, я наконец понимаю, что это означает.
Возможно, эта лестница не лишена конца и начала, а просто замкнута в ленту Мёбиуса. И я не могу достичь верхней ступеньки потому, что застряла в бесконечной петле.
Я снова вижу себя – как я кручу в руках ленту Мёбиуса, фигуру с одной стороной, существующую только в двух измерениях. Есть лишь один способ сделать так, чтобы у полоски бумаги вновь появились начало и конец – надо её разорвать.
Я наклоняюсь и изо всех сил тяну истёртую ковровую дорожку у меня под ногами. Поначалу она никак не поддаётся, но потом я нахожу место, где край ковра отошёл от ступеньки. Я дёргаю посильнее – и ковёр отрывается, обнажив потускневшие доски лестницы.
Учёные потратили не одну сотню лет на поиски мельчайших строительных блоков, из которых состоит реальность. Поначалу они думали, что это атомы, затем выяснили, что атомы состоят из протонов, нейтронов и электронов, а потом, начав сталкивать их друг с другом, обнаружили, что есть и ещё более мелкие частицы со странными названиями, вроде кварков или глюонов. Всякий раз, когда учёным кажется, что они наконец разобрались, что такое реальность, они находят ещё один, следующий слой реальности, лежащий под ним.
Именно это мне сейчас и требуется. Выяснить, что скрывается под всем этим.
Я впиваюсь ногтями в щель между досками, пытаясь отодрать их. Дерево потрескивает, расщепляясь под моими пальцами и так впиваясь мне в кожу острыми занозами, что я прикусываю губу от боли. Я тяну изо всех сил, но доска остаётся там же, где и была: вбитые гвозди крепко держат её на месте.
Взвыв от досады, я отпускаю её, просто уже не в силах выносить всё это – меня достали все эти странности, полная невозможность того, что со мной происходит. Я всего лишь хочу выяснить, что из всей этой реальности действительно реально…
Я сжимаю кулаки и начинаю лупить ими по голым доскам, чувствуя, как дерево, не выдержав, трескается под каждым ударом. Боль доказывает мне, что это тоже реально, но лестница уходит в бесконечность в обе стороны, а я точно знаю, что этого не может быть. Мизинцем я задеваю за шляпку гвоздя, чуть выступившую из доски, и сдираю кусочек кожи. Капли крови разлетаются во все стороны, как крохотные красные воздушные шарики, – и я вижу, как реальность вокруг меня стремительно распадается.
Доски у меня под ногами словно растворяются, превращаясь в чернильно-чёрную тьму. Нескончаемая лестница с вереницей бесчисленных Мейзи исчезает, оставив после себя одну только пустоту. Смотреть на неё невыносимо, и я зажмуриваюсь, а когда снова открываю глаза, то оказываюсь перед самой дверью в комнату Лили.
А потом слышу доносящийся из-за двери голос:
– Заходи.
12
– Я тут кое-что выяснила, – говорит мне Лили, пока мы с ней переходим мост в конце нашей улицы. Рельсы за парапетом моста опустели – поезд, проходящий здесь по субботам каждый час, скрывается вдали. Небо над нами безупречно синее, и даже провода, которые тянутся от одной опоры к другой вдоль железной дороги, кажутся золотыми от солнца. – Судя по тому, что говорится в Интернете, Государственная служба здравоохранения сведе́нием татуировок не занимается – только если врач подтвердит, что у меня из-за неё развивается депрессия. Значит, мне придётся обращаться к частному доктору.
Мне приходится почти бежать, чтобы не отставать от сестры. Лили несётся вперёд с такой же скоростью, с какой и говорит:
– Я посмотрела парочку сайтов. В общем, чтобы свести такую татуировку, как у меня, нужно не меньше пятисот фунтов. А на моём банковском счёте всего сто пятьдесят. Но, даже если я и накоплю нужную сумму, всё равно понадобится не один месяц, чтобы полностью вывести татуировку лазером. – Лили бросает хмурый взгляд на пластырь на своём запястье. – Жаль, её нельзя просто содрать, как обычную детскую переводилку, – с горечью говорит она.
Отсюда, с верхней точки моста, я вижу заднюю часть нашего дома. Сборная беседка уже высится посреди лужайки в нашем саду, примыкающем к железной дороге. А по другую сторону от рельсов, вдоль улочки, ведущей к Чизвик-Хилл, тянется ряд магазинов. Солнце такое яркое, что всю дорогу, пока мы спускаемся с моста, мне приходится щуриться.
– Я, наверное, смогу тебе помочь, – говорю я. – Бабушка Пегг сказала, что собирается послать мне денег на день рождения. Ты можешь взять и их тоже. А если мы обе поможем папе протестировать новую игру, то наверняка ещё сколько-то заработаем.
Лили смотрит на меня, и её глаза сияют в солнечном свете:
– Ты правда готова на это ради меня?
– Конечно, – киваю я. – Ты же моя сестра.
Лили на ходу стискивает мою ладонь:
– Спасибо, Мейзи.
Шагая по пятам за собственной тенью, мы спускаемся с моста и поворачиваем за угол. Металлическая ограда вдоль железнодорожных путей местами погнута или сломана, прутья раздвинуты. Это всё мальчишки-подростки, которые гоняют ночью по этой улице на велосипедах. Я иногда наблюдаю за ними из окна своей комнаты, когда мне уже полагается спать. Выключив свет, я вижу в свете уличных фонарей, как они пробираются через ограду, подкладывают на пути разные предметы и ждут, пока пройдёт поезд и расплющит эти вещи о рельсы.
