проблемы альтернативности исторического процесса: на страницах академических изданий еще целое десятилетие о ней не было сказано ни слова.
В 1982 году вышла в свет монография А. И. Ракитова «Историческое познание», в которой рассматривался ряд дискуссионных вопросов, касающихся процесса исторического исследования (исторический факт, историческая истина, законы истории, структура и содержание исторического времени, особенности исторического объяснения и предсказания). В заключении содержалась четкая характеристика не рассмотренных в книге перспективных направлений — назревших исследовательских проблем, «представляющих первостепенный интерес для исторической науки и образующих обширное поле для логико-методологических исследований». К числу последних была отнесена проблема исторического понимания, ориентированная на «реконструкцию не проявившихся в действиях или текстах актов поведения как актов мыслимых, продуманных, но не реализованных теми или иными персонажами»[150]. Фактически уже признавалась необходимость теоретической реконструкции исторических альтернатив в сознательной — целенаправленной и мотивационной сфере деятельности людей, но еще ничего не говорилось об их изучении в сфере предметно-практической деятельности, причем само понятие «историческая альтернатива» в тексте книги отсутствовало.
Начало перестройки и приближавшийся юбилей Октябрьской революции существенно повлияли на ситуацию в общественных науках. В монографии «Революционная традиция в России: 1783–1883 гг.» И. К. Пантин, Е. Г. Плимак и В. Г. Хорос рассмотрели в масштабе длительной временной протяженности историю российской общественной мысли и революционной борьбы от Радищева до появления марксизма. Была предпринята оригинальная попытка выяснить особенности освободительного движения в России (соотносительно со странами Запада и Востока), которая, во многом опираясь на уже сложившиеся представления, одновременно претендовала на новое прочтение прошлого. Авторы сознательно стремились преодолеть отставание «теоретического, концептуального осмысления истории освободительного движения в России от ее фактографически-описательного освоения», что привело их к необходимости уточнения как тех или иных фигур (декабристов, народников), так и тенденций поиска российской «исторической альтернативы» — российского варианта буржуазной эволюции страны[151].
«…Истории всегда внутренне присуща альтернативность. Поэтому историк обязан учитывать не только совершившиеся события, но и их возможные варианты „в сослагательном наклонении“. Все дело заключается в том, чтобы анализ исходил из действительно реальных возможностей, опирался на факты, а не на домыслы»[152].
В 1986 году была опубликована статья академика И. Д. Ковальченко, в которой обращалось внимание на сложность проблемы изучения альтернативных ситуаций в истории. Высокий статус автора в советской исторической науке сразу же придал этой проблеме недостающую ей доселе научную респектабельность, которая была ощутимо усилена выходом в свет в 1987 году его книги «Методы исторического исследования». В этой работе И. Д. Ковальченко посвятил проблеме альтернативности специальный раздел, признав, что она не привлекла еще должного внимания отечественных историков. В книге содержалось определение исходного понятия и предостережение от его расширительного толкования[153].
Практически одновременно вышла в свет монография И. А. Желениной «Историческая ситуация: Методология анализа». Доцент кафедры философии гуманитарных факультетов МГУ хорошо представляла себе запросы пытливой студенческой аудитории и сознательно стремилась ответить на них. Заключительная глава книги была посвящена рассмотрению исторической альтернативы, соотношению альтернативности и многовариантности, проблемности и альтернативности, обоснованию необходимости изучения исторических ситуаций прошлого «под углом зрения не использованных в прошлом возможностей и вариантов развития»[154].
В том же 1987 году появилась книга академика П. В. Волобуева, представлявшая собой попытку осмыслить Октябрьскую революцию 1917 года с точки зрения выбора путей исторического развития. В книге подробно рассматривался российский исторический опыт выбора прогрессивных путей развития дооктябрьского периода, а в одном из авторских примечаний была высказана мысль о возможности победы декабристов[155]. В своих неоднократных публичных выступлениях П. В. Волобуев постоянно ратовал за необходимость изучения проблемы альтернативности исторического процесса, полагая, что следует изучать не только реализованные пути развития, но и упущенные или частично реализованные возможности: «Ибо упущенные, несостоявшиеся возможности не исчезают бесследно, а дают о себе знать в состоявшейся истории, причем иногда очень болезненно»[156].
Альтернативы в истории стали предметом обсуждения в апреле 1988 года за «круглым столом» редакции журнала «Вопросы философии». В выступлениях А. Я. Гуревича, П. В. Волобуева и Я. Г. Шемякина прозвучала мысль о необходимости совместного изучения историками и философами этой проблемы: целесообразно комплексно рассмотреть какие-либо иные возможности развития, кроме тех, что реализовались. Этот подход был назван П. В. Волобуевым наиболее плодотворным, сулящим более полное и глубокое раскрытие всего «богатства» истории и ее закономерностей. Я. Г. Шемякин утверждал, что социальное бытие изначально имеет альтернативный характер, и требовал признать онтологический статус исторической возможности. («То есть, иными словами, признание бытия в возможности как особой сферы реальности».) Он же обратил внимание собравшихся за «круглым столом» на «экзистенциальный» аспект проблемы — механизм выбора различных вариантов поведения[157].
В 1989 году В. М. Вильчек за свой счет издал книгу, в которой предпринял попытку критического анализа марксистской доктрины истории человечества. Это научно-публицистическое эссе, переизданное в 1993 году, было сознательно ориентированно не на отвержение марксизма, а на его переосмысление и фундаментальную ревизию. В частности, свобода рассматривалась автором не как осознанная необходимость, а как осознанная возможность, отрицалось наличие предопределенности в истории: исторические законы реализуются не в форме фатума, а в форме возможности, обусловливая чувство ответственности человека за свои поступки и присущее последнему чувство совести. «Люди свободно — дальновидно ли, нет ли — избирают ту или иную возможность, отсекая другие, и оказываются во власти совершенного выбора. Если избранная возможность не утопична… т. е. не запрещена законами исторического развития, она может осуществиться, но может разбиться о некий альтернативный выбор, оказавшийся более реальным в данных условиях»[158]. В истории всегда существуют различные альтернативы дальнейшего развития. Единственная возможность — это предельный случай, который может осуществиться лишь в критическом состоянии, когда общество исчерпает все другие возможности, кроме гибели. Только в этом случае свобода становится осознанной необходимостью.
Лишь в 1989 году было опубликовано «Введение в методологию истории» Б. Г. Могильницкого, включавшее специальный параграф об альтернативности в истории. Сделав оговорку: «Естественно, историк не может заниматься догадками типа „что было бы, если бы…“ — автор учебного пособия, предназначенного для студентов-историков, обосновал необходимость рассмотрения этой проблемы для более глубокого понимания природы и характера исторической закономерности, причем сама альтернативность объясняется внутренней противоречивостью исторического процесса: „В реальной исторической действительности одновременно существуют и противоборствуют различные экономические и социальные структуры, порождающие соответствующие им различные альтернативы будущего развития. Но эти же структуры определяют и границы альтернативности в истории… Нередко побежденная альтернатива не исчезает бесследно, но накладывает более или менее существенный отпечаток на победившую тенденцию общественного развития“»[159]. Итак, студентов стали обучать тому, что сравнительно недавно считалось прерогативой беллетристов и писателей-фантастов[160].
В 1991 году появился трехтомный труд
