вышел второй из ячейки и выпучил глаза.
Сказать, что он был удивлен, ничего не сказать. Однако, в отличие от своего друга, он выглядел куда более опасным. Лицо его было покрыто застарелыми шрамами, а на поясе поблескивало лезвие длинного ножа или даже кинжала. Его замешательство продолжалось не дольше секунды, после чего бандит выгнул грудь колесом и агрессивным тоном наехал на Юру.
– Слышь, фраер! Ты кто такой?
– Ты и твой друг у меня на мушке – Юра старался сохранять уверенный голос, но у него плохо получалось, – рыпнешься – обоих порешу!
– Нет, не надо, – задергался Миша, срываясь на плач. – Бурый, слушай его, пожалуйста.
– Хлебало завали, сучок, – рыкнул он другу. – Ну надо же, картина нарисовалась! Хожу, брожу, и вдруг откуда не возьмись…
– В-в общем так… – терял контроль Юра, – вы должны…
– Я те не шушера этажная, – перебил его Бурый. – А расклад у нас такой. Ты бросаешь волыну, отпускаешь Муху и сваливаешь отсюда в ужасе. Будешь шалить, – он взял клинок в руки и облизнул режущую кромку, – запихаю его тебе в задницу. Считаю до трех. Раз…
Дураком Юру сложно было назвать. Ясно как божий день, живым его не отпустят. «Что там говорил Беркут, – вспоминал ученый. – Сердечник из обедненного урана. Пробивной силы хватит на двоих, хоть останавливающий эффект оставляет желать лучшего, в текущих условиях это может быть неважно. Короткой очереди будет достаточно».
– Два…
Юра навскидку прицелился, чтобы второй был на линии огня. Зажмурил глаза и надавил на курок. Щелк! Выстрела не было.
– Три! Ну все, фраер, ты сам напросился.
Бурый расплылся в жуткой улыбке и бодро зашагал к Юре. Тот в свою очередь, пинком толкнул Мишу на мордоворота и, отступая назад, потянул затвор. Здоровенный детина оттолкнул тощего напарника, словно пушинку. Муха ударился об стену и свернулся на полу в позе эмбриона, посасывая большой палец. Этот бросок дал Юре еще пару секунд. Серией хороших ударов он выбил бракованный патрон, дослал новый, и цевье автомата свободной рукой перехватил Бурый.
Тянуть на себя было бесполезно, бандит держал его, словно каменная статуя, и тихо смеялся над потугами своей жертвы. Правда, ему быстро надоело играть в перетягивания, и он оттянул руку с ножом для замаха. Мир для Юры почти замер, будто киномеханик уменьшил скорость прокрутки кадров. Синеющее лезвие звонко рассекало воздух и летело прямиком в ребра, скрытые облезлым комбинезоном.
«Что же делать?! – мозг Юры получил свежую порцию адреналина, последний шанс на поиск решения. – Так, замах по большой дуге. Высокая сила удара. Пролом грудной клетки, коллапс легкого и, с таким-то лезвием, пробитие сердца. Смерть неизбежна. Шаг назад – вероятный промах и шанс на побег. Если он не полный кретин, то достанет из моего же автомата. Вероятность успеха: тридцать один процент. Шаг вперед – вероятность успеха шестьдесят девять процентов. Да, это то, что нужно!»
Юра молниеносно рванул к бугаю и с коротким размахом ударил его коленом в пах. Бурый закатил глаза и случайно выбросил нож за спину жертвы. Хватка бандита ослабела достаточно, чтобы Юра смог вырвать оружие обратно. Прислонил дуло к подбородку Бурого и прошил бандитский череп насквозь.
Примерно так все и было в его воображении. В реальном мире нетренированное и истощенное тело ученого плохо слушалось своего хозяина. Когда Юра только готовился нанести удар, клинок Бурого уже пробил резиновую ткань.
Сначала пришло чувство легкого холода и давления в животе. Оно пульсировало и кружилось, обволакивая всю брюшную полость, и спускаясь вниз. Кривая улыбка мордоворота обнажила остатки гнилых зубов. Бурый наслаждался этим мгновением, этим чавкающим звуком плоти. Юра опустил голову, увидел торчащий нож и быстро расползающееся пятно крови. В этот момент пришла боль. Рана, словно черная дыра, старалась притянуть к себе остальное тело. Бурый вытащил лезвие, и Юра скрючившись упал на бетонный пол.
– А я тебя предупреждал, – издевался Бурый. – Ты пойми, не мы такие, жизнь такая. Будь ты на моем месте, отпустил бы меня?
На последнем издыхании, сражаясь за жизнь, Юра полз прочь, оставляя липкий кровавый след.
– Ну куда ты? У нас еще вся смена впереди.
Бурый схватил его за волосы и поволок обратно. Проведя окровавленными пальцами по полу, Юра наткнулся на осколки разбитого кожуха лампы. Сжав самый длинный кусок стекла, он воткнул его прямо в бедро маньяку и потянул вниз. Это было самое удачное попадание в жизни ученого. Осколок распорол бедренную артерию. Бурый тотчас отпустил голову и упал, словно подкошенный. Еще полминуты он дергался, вопил, катался по полу, поливая всех и вся багровым фонтаном.
Юра наблюдал предсмертную агонию с неподдельным удовольствием, хотя его всегда воротило от вида человеческой крови. Однако сейчас перед ним лежал не человек. Это была мразь, раковая клетка в теле общества. Бог знает, сколько он причинил страданий до и сколько причинил бы после этой встречи. Да, смерть не самая эстетичная, но разве она как окончание жизни, не является и итогом, отражающим путь своего обладателя?
«Интересно, – думал Юра, – что же означает моя смерть? Жил себе, никого не трогал. Старался выполнять свою работу ответственно. А по итогу – ножом в живот. Нет, точно я где-то свернул не туда. А где? Что я мог такого сделать неправильного? Или не сделать…» – с последним словом Юра выдохнул и закрыл глаза.
Глава 12. Воды Евфрата
Группа Барда успела преодолеть один лестничный пролет, пока не уткнулась в новый тупик. Ступени упирались в глухую зеленую стену. При этом, если посмотреть наверх, то можно было разглядеть оборванный проход на дальние этажи, а между ними пустоту стен. Словно какой-то безумный архитектор вырезал часть этажей, забыв заделать пробел. Идея вскарабкаться туда была крайне сомнительной. Не менее девяти метров вертикального подъема, без возможности за что-то зацепиться. Тут бы и крюк-кошка вряд ли помог, но он все равно их отряду был не положен. Кобра с Беркутом попытались собрать что-то подобное из складных грабель, но конструкция была крайне ненадежной и развалилась после первого же броска. Оставалось одно – идти сквозь этаж и надеяться, что на другом конце их ждет работоспособный лифт или хотя бы целые ступени.
Наученный горьким опытом, Бард проявлял крайнюю осторожность. Держа автомат наготове, он тихо провернул запорный механизм двери, так что даже и писка не было. Перед путниками открылся не коридор жилого сектора, как ожидалось, а арочный тоннель, наполовину затопленный мутной водой. Самое странное, что жидкость поднималась на метр над уровнем пола, но не выливалась на лестничную клетку. Неведомый прозрачный барьер удерживал ее в секторе.
Кобра поводил граблями по границе. Они свободно погружались в жидкость, не испытывая никакого сопротивления. Техник вытащил грабли назад, осмотрел их и понюхал.
– Вроде вода, – сомневаясь заключил он. – Консистенция и вид нормальный.
– Ну, кто первый? – с легким тремором спросил Вадим.
Бард с укоризной шикнул гражданскому, присел на корточки и стал вглядываться в самообразовавшийся аквариум. Лезть туда ему крайне не хотелось, но и посылать кого-то он был пока не готов. Бард слышал много баек Гигахруща, и вода там была нередким гостем.
Три цикла назад в одном из секторов наблюдали обратный душ. Во всех ячейках на несколько часов вода текла снизу вверх, как бы вытягивалась из слива обратно в кран. Это продолжалось полсмены, пока не остановилось само собой. Приходили яйцеголовые из «Слизи», крутили вентили, что-то замеряли своими пищалками, но так ничего и не поняли. По итогу заключили, что трубопровод в порядке, вода безопасна и пригодна для бытового использования и питья. Говорят, что после этого резко увеличилось число саркомных больных, но партийные функционеры списали все на споры черной плесени. Вот и думай теперь, что это было?
В любом случае, это был единственный путь. Бард зажмурился и погрузил в воду мизинец левой руки. Не почувствовав ничего опасного, он отправил следом безымянный палец и все остальные. Вскоре вся ладонь оказалась в воде. Группа затаила дыхание.
– Ну, что там? – тревожился Беркут.
– Теплая, – сказал Бард и вытащил руку. Кожа не слезла, не покрылась волдырями и даже не сморщилась. Командир буркнул «За мной!» и вошел в коридор.
Бойцы последовал беспрекословно.
