когда вооружённые силы страны используют возможность преобразовать свою стратегию, военную доктрину, подготовку, образование, организацию, оборудование, операции и тактику для достижения решающих военных результатов принципиально новыми способами.1
Неудивительно, что такое описание вошло в моду на Западе после окончательного поражения армии Саддама Хусейна в Первой войне в Персидском заливе. Он был представлен в Соединенных Штатах Эндрю Маршаллом, главой Net Assessment в Пентагоне.2 Но термин RMA появился не в его нынешней форме. RMA изначально был MTR ("Военно–технологическая революция" - "Military-Technological Revolution"), введённый советскими военными теоретиками в 1970‑х годах. Они выделили три различных MTR в двадцатом веке следующим образом:
1. Появление моторизации, самолетов и химического оружия во время Первой мировой войны. Созревание этой MTR развернулось во время Второй мировой войны через Блицкриг, основанный на танковых дивизиях (танковая бригада с четырьмя батальонами, мотопехотная бригада с четырьмя стрелковыми батальонами, артиллерийский полк и разведывательный, противотанковый и инженерный батальоны и подразделения обслуживания), стратегические бомбардировки, воплощённые в англо–американском объединённом бомбардировочном наступлении против Германии, и вытеснение линкоров авианосцами в морской войне.
2. Разработка баллистических ракет и атомного оружия в конце Второй мировой войны, с развитием второй MTR в 1970‑х годах, когда СССР и Соединенные Штаты достигли паритета в ядерном оружии.3
3. Третья MTR появилась с появлением высокоточных / Precision Guided Municipals (PGMS) и автономных боеприпасов, которые могут запускаться на расстоянии, достаточном для того, чтобы атакующий персонал мог уклониться от ответного огня защитников из района цели. Это неизбежно требовало новых датчиков и технологий обработки данных (компьютеров).
Или, как заметил другой наблюдатель, Эндрю Ф. Крепиневич:
Что такое военная революция? Это то, что происходит, когда применение новых технологий в значительном количестве военных систем сочетается с инновационными оперативными концепциями и организационной адаптацией таким образом, что коренным образом изменяет характер и ведение конфликта. Это достигается за счет резкого увеличения — часто на порядок или больше — боевого потенциала и военной эффективности вооружённых сил. Военные революции включают четыре элемента: технологические изменения, развитие систем, оперативные инновации и организационную адаптацию.4
Безусловно, были и остаются скептики как в отношении обоснованности кажущихся поразительными результатов, полученных в ходе Первой войны в Персидском заливе, так и в отношении предположительно масштабной институциональной перестройки, которая включала в себя Третье MTR. Однако к тому времени, когда эйфория от быстрого и сокрушительного поражения третьеразрядной иракской армии несколько поутихла, и особенно после того, как операции Америки и НАТО в Ираке и Афганистане столкнулись с проблемами, начали раздаваться более трезвые и вдумчивые голоса. Хотя почти не было сомнений в том, что высокоточное оружие и вычислительная мощность с датчиками, необходимыми для его использования, стали основой и, таким образом, их можно было по праву назвать революционной разработкой, один факт оставался неизменным. Это было отмечено Центром стратегических и бюджетных оценок в 2010 году:
Несомненно, с 1991 года вооружённые силы США прошли долгий путь в освоении неядерных управляемых боеприпасов. Но, как и немецкая кампания в Польше в сентябре 1939 года, конфликты, в которых американские военные участвовали в Афганистане и Ираке, не были направлены против крупных противников с сопоставимыми военными возможностями. Против движения "Талибан", иракской армии, террористов "Аль–Каиды", суннитских и шиитских повстанцев, а также различных боевиков–джихадистов из Ирана и других стран арабского мира растущее применение управляемых боеприпасов американскими вооружёнными силами связано не столько с новыми способами ведения боевых действий, сколько с повышением эффективности давних способов ведения боевых действий традиционными военными организациями США. Прогресс США в осуществлении революции в военном деле, основанной на нанесении точного удара, следует оценивать относительно способных противников с их собственными возможностями нанесения точного удара, а не относительно противников с третьеразрядными военными возможностями.5
Это было запоздалое, но все ещё важное признание, которое, наконец, прислушалось к предупреждению, сделанному группой американских исследователей RMA в 1995 году относительно чрезмерной зависимости от военного элемента американской национальной мощи, который на первый взгляд, казалось, так хорошо проявил себя в Первой войне в Персидском заливе.6 Реальность третьей MTR, или того, что стало известно в США как RMA, была и остаётся очень сложной, потому что, как указывалось, оценивать такую революцию в контексте превосходящего противника было плохой идеей, что неизбежно привело Запад к в целом и Соединенные Штаты в частности, к драматическому провалу не только в прогнозировании, с какой–либо степенью точности, будущего военных действий, но и к неспособности осознать сложную динамику изменения глобального военного баланса.
Конечно, RMA — это прежде всего технологическая революция, но она также является операционной, стратегической и доктринальной. Но ни одна технологическая революция в военном деле с конца 19 века не была возможна без ресурсов высокоразвитого в экономическом и технологическом отношении национального государства. Таким образом, основа RMA, или, по крайней мере, того, что сегодня считается RMA, зависит от природы национального государства. Это переводит дискуссию по этому чрезвычайно важному вопросу в сферу политики или, говоря более конкретно, — политики. Более того, это область реалистичной научной, военной и промышленной политики, которая может зародиться только в высокоразвитых странах. Технологии, которые используются в RMA, настолько сложны и требуют таких огромных финансовых, материальных и человеческих вложений, что лишь немногие избранные страны могут позволить себе принять участие в качестве истинных движущих сил такой революции. Например, один из основных пунктов RMA — количество стран, которые могут производить современные боеприпасы для противодействия, такие как крылатые ракеты наземного базирования, также известные как TLAMs, — можно пересчитать по пальцам одной руки. Только Соединенные Штаты, Россия, Китай и Франция обладают необходимыми средствами для разработки и производства за счет собственных ресурсов таких видов оружия массового поражения. Ходят также слухи, что вечно скрытный Израиль разработал свою собственную ракету Popeye, превратив её в настоящий автономный TLAM большой дальности.7 Однако в этом коротком списке только две страны обладают полной способностью обеспечивать глобальное спутниковое наведение своих крылатых ракет благодаря наличию спутниковых навигационных систем: американской GPS и российской ГЛОНАСС. Ни китайская BeiDou, ни европейская Galileo пока не являются полностью глобальными системами позиционирования.
Это не требует особой проработки вопроса о военной технологии и одной из её производных, военной мощи, поскольку она является функцией только развитой нации. Только высокоразвитые страны с развитой экономикой способны производить широкий спектр оружия и других боевых систем, которые приводят к такой революции. Это уже не теорема, это аксиома или то, что в целом можно было бы назвать трюизмом. Негосударственные субъекты
