что задумал. Брат».
И вот теперь я уже вообще перестал что-либо понимать. За окном по-августовски быстро темнело. Мы молчали, сил говорить просто не было. Съели яичницу, я показал Наташе, где можно лечь, и сам, забив на все, решил выспаться. Раз уж машина тут, во дворе, а местного меня нет, скорее всего, «он» куда-то уехал и вряд ли вернется до завтрашнего утра. Небось, горькую пьет с кем-нибудь. Осуждать я «его» за это не собирался.
Наташа устроилась в гостевой комнате, сам я лег в другой, только и успев раздеться и поставить телефон на зарядку. Буквально через пару минут ко мне пришел спасительный и крепкий сон без сновидений, утаскивающий куда-то далеко, где нет проблем, бед и потерь сегодняшнего дня. Я вцепился в этот сон, как в спасательный круг, и провалился в уютное небытие.
Глава 13
Я верю в спасительное завтра, в его магическую силу, делающую все проблемы чуть проще, показывающую, что их можно решить, и вдохновляющую на новые дела. Утром всегда легче, такая уж волшебная сила дана ему. Именно утро лечит, делая даже самые ужасные раны чуть менее болезненными.
Увы, с моей потерей даже утро помочь не смогло. В восемь часов я проснулся и долго лежал, собираясь с силами. Желания вставать не было вовсе. Нужно было крутиться, распутывать ниточку дурацких событий, искать выход обратно в мой мир, где все гораздо лучше, чем тут. А я лишь лежал, натянув одеяло почти до подбородка. Идеальное изображение человека в состоянии пассивного ожидания и прокрастинции.
Звякнул телефон, пришло эсэмэс. Незнакомый номер, непонятное предложение: «Жду у себя музе, расскажу, как все вышло. И.Б.».
Я подумал и так и этак, кто бы это мог быть, и через пару минут догадался. Это же проявился Игорь Кузнецов, тот самый краевед, который появился в моей жизни еще вчера (опять это вчера, случившееся словно несколько месяцев назад). И если подумать, то его исчезновение стало едва ли не самой первой ласточкой, принесшей на хвосте всю эту кучу странных, невозможных событий и проблем. И к чему в итоге все пришло? Я в другом мире, в соседней комнате спит малознакомая девица, в ворота в любой момент может постучаться еще один я или вообще – вся моя семья.
Сразу стало понятно, что эта боль теперь со мной навсегда. Что бы ни случилось, я буду мысленно возвращаться к тем, кого любил больше всех. Это люди ушли, а любовь-то остается, и от этого гораздо больнее.
Я постучался и вошел в комнату, где ночевала Наташа. Удивительно, она уже не спала, сидела довольная и расчесывала густые русые волосы. Увидев меня, она улыбнулась.
– Доброе утро, Кирилл!
– Доброе утро! Как спала и чего так светишься?
– Спала хорошо, и новости отличные. Мне всю ночь писал Аслан, винился, обещал вернуться, объяснял, что ошибся и больше никогда-никогда, в любви признавался.
– Всю ночь вместо сна болтала?
– Да нет. Знаешь, иногда лучше просто молчать, сподручнее получается. Вот и он всю ночь слал сообщения, выдумывал хорошие слова и объяснения своим косякам. Так что теперь все должно наладиться.
Наташа продолжала болтать, сколько всего хорошего ей наговорил вернувшийся возлюбленный, а я стоял и думал, говорить или нет. Решил промолчать и продолжил слушать этот счастливый треп.
За яичницей с помидорами (пришлось сходить за ними в теплицу, которую я вопреки наказам на ночь не закрывал – шлялся по чужим мирам и брошенным городам) я объяснил планы на сегодняшний день. Собираемся, лодку в багажник – и мчим к Кузнецову, может быть, он действительно знает что-то интересное. Пришлось Наташе рассказать и о странной книжечке, найденной в бане, и о поездке к Кузнецову, где мне выдали кучу документов и распечаток. Зачем? Я так до сих пор и не понял.
Книжечка, по идее, валялась в машине, а вот конверт с документами я достал из ящика в комоде и показал Наташе. Она пропустила текстовую часть и сразу стала разглядывать картинки и фотографии.
– Любопытно. Слушай, ну ведь тем, кому в руки начали попадать такие штуковины…
– Артефакты, – поправил я.
– Ну артефакты, боже мой. Вот если они стали попадать, то тут сложно два и два не сложить и не получить идею о параллельной реальности. Ну или какой-то дырке, откуда все это поперло.
– В том и дело, что не поперло. Люди редко приносят с чердака или из подвала то, что там недавно появилось. Как обычно: умерла бабушка, пошел ты разбирать флигель старого дома и наткнулся на такую штуковину – ни себе оставить, ни продать. Вот и несут в музей. А теперь подумай, сколько она могла там пролежать?
– Не совсем складывается картинка. А почему тогда раньше таких вещей было мало?
– Тоже не понимаю, где советские академики и их чудесные исследования «Временная дыра как фактор исторической поливариативности», «Учение марксизма-ленинизма как доказательство двумерности вселенной». Раньше я о такой фигне не слышал, а вот начиная с позавчера все как с цепи сорвалось и норовит если не покусать, то закинуть в какую-то дыру.
– Если ты не забыл, мы прямо сейчас в этой дыре. И да, судя по ловкому придумыванию тем для докторских, ты тот еще динозавр.
– Ага, и у меня есть абсолютно дурацкая, нелепая, но удивительно притягательная идея.
– Говори, чего уж там.
– Вот сейчас получается у нас с тобой, что развилка происходит где-то перед входом в Старый Плёс.
– Ну да.
– Там же у нас дороги пропали, и все завертелось. А сейчас я думаю: а вдруг развилка раньше случилась? Ну, например, как я сюда на дачу приехал. Просто пошел в туалет, а по пути, как Алиса, попал в огромную кроличью нору, но абсолютно незаметную.
– Вот сейчас обидно было. То есть ты считаешь, что меня нет? Я тебе только кажусь? Тебе не кажется, что ты подохренел?
– Согласен, глупо получается.
– Знаешь, – хмыкнула Наташа, – если я подумаю, то наверняка и у себя в биографии найду момент, когда я свалилась в кроличью нору вверх тормашками. Скорее всего, это произошло, когда в моей жизни стало слишком много мудаков. Качественных таких, патентованных.
– Теперь моя очередь обижаться.
– Ох, да, прости, ты как раз-таки вполне себе ничего. Юмора бы тебе побольше. Впрочем, ты же женатый.
И снова эта боль. Я выругался про себя и пошел одеваться. Из-за двери с опозданием всего в несколько секунд раздалось:
– Бли-и-и-ин! Кирилл, прости, я дура и случайно. Мне так неловко!
Я уже взял себя в руки,