и наслаждаясь вибрацией воздуха.
В группе болельщиков стоит молодая женщина с девочкой лет пяти. На ватмане неуверенным детским почерком разноцветными фломастерами выведена надпись «Папа, мы тобой гордимся!». Впереди меня в дорогих кроссовках и белой бейсболке бежит мужчина. Слова поддержки адресованы ему. Он едва заметно замедляет темп, чтобы отправить супруге и дочке воздушный поцелуй.
Тоненький детский голосок разрезает толпу бегунов:
– Папа, ты лучше всех!
Он лучший, даже если придет к финишу предпоследним.
* * *
Летние вечера прекрасны даже в городе. Теплый ветерок поднимает полы воздушного полосатого платья, а солнышко ласково облизывает приподнятые от нервной работы и постоянного напряжения синюшные офисные плечи. Летом можно питаться мороженым и окрошкой, непременно на квасе, долго гулять и сидеть на веранде, неторопливо потягивая из трубочки освежающий мохито. Лето – это короткие девяносто два дня, в которые нужно суметь вместить целую жизнь.
Рабочий день в бухгалтерии вне отчетного периода длился нестерпимо долго. Сотрудницы разных возрастов, габаритов и жизненных принципов вяло перекладывали бумажки, понимая, что можно никуда не спешить – июль закончился, а до октября еще было далеко. Гоняли чаи, и не только в обеденный перерыв, а потом чаи гоняли нас – и очередь в две кабинки с надписью «Ж» растягивалась на полкоридора. Жевали печенья и тортики, наращивая на зиму дебетовое сало.
Скрашенный пустой болтовней и бесконечными перекусами рабочий день был окончен, и сотрудники, как по команде, встали со своих мест и заторопились поскорее выйти на улицу. Солнечный день все еще был неприлично длинным и располагал к прогулкам. Нотки беззаботности и какой-то доверчивой детскости витали в воздухе и привносили в жизнь умиротворение и эйфорию. Подхватив сумку и уже в лифте водрузив солнечные очки на нос, я представляла, с каким удовольствием проведу этот вечер. Надо было лишь поскорее добраться до дома, сбросить каблуки, встретиться с подружкой и идти гулять в парк. Там дождаться, когда зажгутся фонари, проводить солнышко спать и вернуться домой с бутылочкой чего-то легчайшего и цветочного, как утренняя роса. Или можно было уйти кататься на роликах, но точно не сидеть дома и не скучать.
Повседневными алгоритмами пересекла проходную, подмигнула охраннику Леше, махнула высоким хвостиком и убежала в метро. Наушники транслировали непринужденную фоновую мелодию, и я не заметила, как добралась до нужной станции.
От метро шла быстро, насколько это позволяли босоножки на каблуках: волшебный закат уже скоро должен был окрасить все небо сочно-рыжим цветом с розовым и голубым пигментом.
Вот уже сквозь двор видна дверь моего подъезда. Около него стоял довольно крупный мужчина. Наверное, приехал к кому-то из соседей. Раньше я его никогда не видела. Но что-то мне стало неспокойно. Он расхаживал туда-сюда и как будто ждал, сканируя острым взглядом двор.
Подойдя к подъезду, я набрала номер своей квартиры на домофоне и спиной ощутила, как он следит за моими движениями. Холодок пробежал между лопаток.
– Куда ты побежала?! – мужчина дернул меня за сумку и легко развернул на себя. Он был выше меня, наверное, на две головы и толще в несколько раз.
Я подняла голову, почти совсем ее запрокинув, и посмотрела в его узкие злые глаза.
– Ты в 712-й живешь? – даже не спросил, а утвердительно сказал он. И возражать было бесполезно, он же видел номер квартиры, который я набирала. Он больно схватил меня за запястье, сильно его пережав.
– Да, – испуганно ответила я, все еще не понимая суть его претензий.
– Значит, слушай меня внимательно, – твой папаша должен денег и не возвращает. Мне все равно, как ты будешь его уговаривать, но чтобы завтра он принес всю сумму, поняла? Иначе придется тебе на машине со мной прокатиться. Недалеко, не переживай, – заржал он, маслено прищуря глазки, приоткрыв рот и приблизив ко мне свое мерзкое потное лицо так близко, что я смогла разглядеть все поры на его носу.
– Иди, конфетка, и подумай, – он отпустил мою руку, шлепнул по заднице и ушел так быстро, что я не успела даже открыть рот.
Заходить в подъезд страшно, но и оставаться снаружи невыносимо. Ярость смешалась с испугом и победила. Рывком я открыла тяжелую дверь и зашла внутрь. В подъезде было прохладно, темно и пахло свежей краской – недавно закончили ремонт. Подошла к лифту, пытаясь успокоить пульс. На левой створке приклеено объявление чуть выше моих глаз. Как хотелось в тот момент подойти и прочитать, что в доме не будет воды. Света. Кислорода. Две недели. Месяц. Год. Но нет. Когтистая лапка уже сжимала мое горло стальной хваткой изнутри. На бумажке было фото моего отца в черно-белом, отпечатанном на струйном принтере исполнении. Крупные буквы неуклюже жирным шрифтом насмешливо сложились в омерзительный текст:
«Граждане! В вашем подъезде завелась КРЫСА! Она втирается в доверие к соседям и творит свои грязные дела. Будьте бдительны!»
Ниже были указаны все контакты – фамилия, имя и отчество, номера телефонов, номер квартиры и место работы. А еще ниже, справа в углу, была напечатана черная мерзкая крыса с ехидной ухмылкой и ножом в руках. Объявление висело на двух полосках скотча, которые я в бешенстве сорвала и, забыв про лифт, бегом через две ступеньки побежала на свой этаж.
На свежевыкрашенных стенах красовались надписи «крыса» и матерные слова. Все лестничные пролеты превратились в арт-пространство для бесталанных художников-коллекторов. Еще в трех местах сорвала объявления аналогичного содержания. Руки вспотели, а черная краска с бумажек размазалась и отпечаталась на ладонях и ногтях. За несколько секунд я преодолела четыре этажа и в ужасе замерла у входной двери, роняя на бетонный пол шуршащие бумажки. Обивка порублена в мелкую лапшу, на коврике лежат полоски черного дерматина. Глазок залит кислотно-желтой краской, а на всей площадке перед дверью разбросан вонючий мусор. Стены вокруг двери исписаны и испорчены.
Этажом выше послышались мужские голоса. Стало до оцепенения страшно, и надо было поскорее спасаться в квартире. Но тут к ним приехал лифт, хлопнули железом створки, и голоса стали спускаться вниз. Я осталась стоять посреди этого безумия, разглядывая мусоропровод и жестяную банку с окурками на подоконнике. Руки подрагивали мелкой дрожью, ярость уже прошла, но остался дикий страх и желание убежать. Конечно, я напрочь успела забыть о вечерней прогулке, розовом закате и планах на вечер. Постояла еще немного, усмиряя стук сердца и прислушиваясь к звукам. Казалось, что в квартирах
