class="p1">Очевидно, нет. Он шел не рядом с Ланой, а в паре шагов от нее, спрятав руки в карманы и прикрыв голову капюшоном. Павел был очевидно не рад здесь находиться, но он же вел ее сюда. Такой вот парадокс.
Вторая половина весны в парке и правда была прекрасна. В воздухе пахло сладкой свежестью, мерцала среди травы бисерная россыпь незабудок, дразнили солнце одуванчики, неподалеку полыхали свечами ветви каштанов. Среди свежей зелени порхали птицы, забавно круглые, как будто пушистые из-за новых перьев.
И Лана видела здесь красоту — плавные узоры мягких линий, насыщенные оттенки, необычные сочетания. Вот только все это не отзывалось в душе. Если бы это было так просто! Она чувствовала себя пустой, и если даже такая красота не смогла это исправить, то ничто не сможет.
В носу предательски защипало, на веках уже чувствовалась горячая тяжесть первых слез. Ее спутник не должен был заметить это, он вроде как не смотрел в ее сторону. Но он все равно заметил.
— Рано сдаетесь, — проворчал он откуда-то из недр капюшона.
— Вам легко говорить!
— Мне нелегко не то что говорить, вообще здесь находиться.
На это хотелось ответить колкостью, да не получилось. Лане достаточно было оглядеться по сторонам, чтобы заметить, как какой-то мальчик беззастенчиво тычет в их сторону пальцем и что-то спрашивает у мамы, а мама оттаскивает его в сторону. Чуть дальше сидят две девушки лет шестнадцати, шепчутся, пялятся, стараясь делать вид, что не пялятся. И это только здесь, сейчас… А для него так, скорее всего, всегда.
От этого стало неловко — не за себя, за других, и Лана свернула к дальним аллеям, на которых сейчас было меньше гуляющих. Плакать расхотелось.
— Ладно, признаю, вам это тоже не в кайф, — вздохнула она. — Ну так и что же? То, что вам плохо, должно меня вдохновить?
— Очень надеюсь, что нет. Давайте попробуем по-другому. Здесь ведь много цветов… В каком камне вы бы воплотили каждый из них?
— Дурацкая игра какая-то! — возмутилась Лана.
— Не можете придумать — так и скажите.
— Все я могу!
Радости ей это не добавляло, но пасовать перед таким примитивным вызовом она не собиралась. Она обернулась по сторонам, и взгляд сам собой упал на незабудки — голубые с редкими заплатками нежно-розовых.
— Вот с этими просто: голубые — аквамарином, розовые — розовым кварцем.
— Аквамарином? А может, ларимаром?
— Ну, придумаете тоже! Ларимар хорош для какой-нибудь экзотики вроде голубой орхидеи. А незабудки — чистый аквамарин! Или вот сирень, с ней тоже просто. Любая сирень — это аметист. Вообще любая, у них же оттенков примерно одинаковое количество.
— Есть еще желтая сирень.
— Тогда цитрином, они с аметистом по жизни братья, чего разлучать-то? Но я бы взяла непрозрачный цитрин, не такой, как мы для нарциссов использовали.
— А одуванчики?
— Хочется снова сослаться на цитрин, но это банально… Желтый авантюрин? Придется поработать, зато какой оттенок!
— Ну а тюльпаны?
Лана прекрасно понимала, что он подначивает ее, не дает остановиться. Они сейчас даже не видели тюльпанов, а он все равно задал вопрос.
Но порой бывают случаи, когда манипуляция не так уж страшна — и ты ее допускаешь. Сейчас был один из них. Пока Лана думала лишь о цветах и о камнях, ей не обязательно было возвращаться к проблемам, переполнившим ее жизнь.
— О, тюльпаны — это как раз просто! — рассмеялась она. — Родонит, родохрозит, ботсванский агат… А для красных, классических таких, советских, — коралл! И чтобы серединка из черного оникса обязательно, а то не считается! Слушайте, а ведь действительно здорово… Может, поэтому Арден и настоял именно на цветах? Они отлично сочетаются с камнями?
— Думаю, не поэтому.
— Он вам рассказывал?
— Нет. Но я наблюдал за тем, что он делает. Он не гонится только за красотой, он рассказывает историю.
— Да? И какая история вам видится в цветах?
— О бессмертии, — тихо сказал он. И хотя в его голосе по-прежнему не было никаких эмоций, Лана чувствовала себя так, будто кожи прохладный ветер коснулся. — Цветы умирают каждый год — и каждый год возрождаются заново. Они теряют красоту, теряют лепестки, но возвращаются прежними. Они — просто радость, без поиска корысти. То, что приносят на праздник рождения и в день смерти, вы замечали? Все обречено на увядание, но цветы все равно будут вечными, потому что они поднимаются заново после любого разрушения. В камне им и умирать не обязательно. Красота, очищенная от любых жертв за нее.
Он закончил, а Лана не знала, что сказать. Вроде и нужно было, а не хотелось, и не только потому, что это была самая длинная речь, услышанная от него со дня знакомства. Просто, когда он говорил, она понимала, что он прав — и что она это знала где-то в глубине души, не воспринимая до конца.
Павел, кажется, и сам смутился от такой откровенности. Он чуть ускорил шаг, словно это могло помочь ему убежать от неловкости, а потом сменил тему:
— Ну так что же вы, не хотите продолжить? Вот и каштаны.
Они действительно подошли к роскошной аллее старых каштанов. Здесь цветы были особенно крупными, нарядными, уже усеявшими землю у корней — и все равно тянувшимися к небу.
Лана, все еще не оправившаяся после его рассуждений, растерялась:
— Не знаю даже… Снова кварц? Кварц даст любой цвет.
— А не слишком ли банально? Снова и снова кварц.
— Тут особо не разбежишься из-за разных оттенков… Ну и плюс ко всему, у цветов каштанов сложная форма, нужен камень, из которого можно такую вырезать.
— Не обязательно, — возразил Павел. — Сложную форму можно подкорректировать использованием металла. Или все-таки только кварц?
Лана остановилась перед ветвью, опускавшейся достаточно низко, задумчиво провела рукой по свече каштановых цветов — словно птицу погладила. И тут до нее дошло, что ей напоминают эти переливы цвета.
— Опал! Белый, разумеется. Он бы смотрелся очень эффектно, если сделать из него десятки таких вот маленьких цветочков… Опал и золото, чтобы подкорректировать форму — белое, желтое и розовое. Вот это было бы здорово!
Она говорила с ним, а воображение уже рисовало куда больше. Эти маленькие круглые цветочки, но не традиционными свечами, а свисающие потоками вниз. Они так не растут в природе? Да без разницы, никто ведь Лану строго не ограничивает! Ограничений и запретов вообще нет, можно делать, что угодно, лишь бы в этом был смысл. Это тоже история… О зарождении жизни и о том, что она, даже изменив форму, остается прекрасной.
Теперь Лана не просто хотела