сил услышать правду все равно не было. Она осознавала, что прячется от проблем слишком буквально — под одеялом, как ребенок. И все же перебороть себя она не могла, дома, по крайней мере, можно было плакать, от этого становилось чуть легче.
Лана понимала, что просто так ее в покое не оставят, слишком уж большие деньги были вовлечены в этот проект. Она даже не удивилась, когда во второй половине дня раздался звонок в дверь. Но и открывать она не собиралась, она, по-прежнему завернутая в одеяло, на цыпочках прокралась в коридор, чтобы выглянуть в «глазок». Лана планировала притворяться, что ее нет дома, кто бы ни пришел.
Однако очень быстро выяснилось, что она не ко всем вариантам готова. Она предполагала, что к ней пришлют секретаря — милую дипломатичную женщину, которая будет приманивать ее пряником. Или что явится разгневанный Лаврентьев, который лично начнет размахивать кнутом. Или что придет Арден, у которого был и кнут, и пряник, но все это он мог использовать самым непредсказуемым способом.
Кого она точно не ожидала увидеть, так это Павла Романова. Он и из своей норы в «Русской легенде» выходил крайне редко, да и то в основном когда никого не было рядом! С Ланой он и вовсе не разговаривал после той случайной встречи в коридоре, выполнял заказы и все. Поэтому его визит стал вдвойне необъяснимым.
И все же Павел был там — стоял перед ее дверью, сумрачная фигура в черных джинсах и темной толстовке с капюшоном.
— Я слышал, как вы к двери подошли, — предупредил он. — Так что сразу скажите, если планируете изображать отсутствие. Я хоть время терять не буду.
— Нет, я… Я присутствую, — растерянно отозвалась Лана.
— Тогда, может, дверь откроете?
— А, сейчас…
И вот уже она, не собиравшаяся никого сюда пускать и ни с кем говорить, отпирает все замки. Потому что с ним придерживаться привычных планов не получалось. Удивление от его визита было так велико, что сумело пробиться даже через панику, коконом окутывавшую ее в эти дни.
— Вы пришли меня убить? — жалобно спросила Лана.
— Даже если так, одеяло тут не поможет.
Она только сейчас сообразила, что по-прежнему кутается в одеяло. Чувствуя, как горят щеки, Лана откинула его в сторону, оставшись перед гостем в светлых джинсах и майке с хомяком, обещающим завоевать мир. Образ дополнялся растрепанными волосами и заплаканными глазами, так что ситуация становилась совсем уж неловкой.
Хотя какая разница? Очень скоро Лану все равно уволят, и она этого человека больше не увидит.
— Вам сколько нужно времени, чтобы собраться? — спросил Павел.
— Смотря куда…
— На прогулку.
— Так сегодня же… Рабочий день…
— А вы на работе?
— Нет…
— Тогда собирайтесь. Я внизу подожду.
И снова она ничего не понимала. Разве он пришел не упрекать? Не уговаривать ее вернуться? Но уже было очевидно, что нет. Павел направился вниз по лестнице, оставив за Ланой возможность снова закрыться — или все-таки отправиться с ним.
Она предпочла второе. Лана поспешно умылась, сменила майку на черную и обтягивающую, куда лучше соответствующую возрасту, сверху накинула кожаную куртку. Волосы в свободную косу она заплетала уже в лифте.
Павел ждал ее на той самой лавке, которую недавно использовал для слежки Юрий Охримовский. Это было почти иронично, поскольку Павел явился без цветов и точно не с романтическими планами.
— Идемте, — сказал он, направляясь к парковке.
— Меня ведь теперь все ненавидят, правда?
— Да, — невозмутимо подтвердил Павел. — Не все, но большинство.
— Могли бы хоть немножко соврать!
— Предупреждайте в следующий раз, что хотите услышать ложь.
Он подвел ее к темно-зеленой машине — трехдверному джипу с высокой подвеской. Похоже, выбор автомобиля стал не случайным: на колесах сохранилась высохшая грязь, такую в городе не встретишь. На этой машине точно катались по бездорожью, но и для города она отлично подходила. Салон оказался чистым и лишенным любого намека на личные вещи — никаких брелоков, ароматизаторов, не было даже мусора, способного подсказать, какие шоколадки предпочитает водитель.
Павел не стал изображать джентльмена и открывать перед ней дверь, он сразу сел за руль. Лана устроилась на пассажирском кресле, и от всего этого веяло чем-то нереальным. Будто она все-таки заснула после долгих слез под одеялом… Не может же такое быть по-настоящему! Этот странный тип, из которого слова лишнего не вытянешь, вдруг появляется у ее дверей и везет ее непонятно куда. Такое только во сне и бывает!
Они и правда направились не к офису «Русской легенды». Проскользнув через скованный пробками город, они оказались возле городского парка.
Всю дорогу Лана молчала, опасаясь спугнуть наваждение момента, но здесь она не выдержала:
— Вы действительно привезли меня на прогулку?
— Да. Я сказал, что так будет.
— Сюр какой-то… Как они уговорили вас на это? Именно вас, из всех людей!..
— Вы думаете, меня можно на такое уговорить?
— Думаю, что нет, — признала Лана. — Поэтому я и не понимаю, что тут происходит. С чего бы вам беспокоиться обо мне?
— Я не беспокоюсь о вас. Я беспокоюсь о проекте. У вас выгорание, это очевидно. Если при таком уйти в панику, то с концами.
Вот это спокойное, обыденное заявление о том, что он не беспокоится, неприятно кольнуло. Впрочем, не сильно. Они с Павлом не были друзьями — Лана до сих пор его опасалась и не решалась слишком долго на него смотреть. У него и правда не было причин волноваться лично за нее.
А вот за проект — вполне. Павел был не машиной для изготовления украшений, он тоже был художником, просто по-своему. И он признавал, что у них появился шанс создать нечто по-настоящему прекрасное, финансирование со стороны Ардена тут играло очень большую роль. Так что пока все остальные метались по офису, обвиняя Лану то в безумии, то в предательстве, он решил все исправить.
— Но как тут поможет городской парк? — удивилась она.
— Главная ошибка выгорания в том, чтобы пытаться подцепить вдохновение из ничего. Мы придаем новую форму существующему.
— То есть, идея в том, чтобы посмотреть на цветочки? Не думаю, что это поможет.
— У вас есть идея получше?
— Нет.
— Тогда доведем до конца эту.
В такие моменты Лана начинала подозревать, что он вообще робот. Павел вроде как совершал хороший поступок, какой бы ни была при этом его мотивация. Однако его лицо оставалось равнодушным, а голос звучал монотонно и бесцветно. Он так общался всегда — когда его все-таки вынуждали это сделать. Но теперь-то он пришел сам и мог бы сменить пластинку!
