Когда блистательная дама Мне свой in-quarto подает, — И дрожь и злость меня берет, И шевелится эпиграмма Во глубине моей души, — А мадригалы им пиши!
Оренбургский краевед-исследователь, член Союза российских писателей С. Е. Сорокина отыскала в архиве города два альбома Е. Тимашевой. В них стихи самой поэтессы и ее любимых поэтов, размышления о жизни. Черные кожаные переплеты, медные замочки на обрезе, в каждом альбоме около 300 страниц. Перед каждой записью дата. В них есть и неопубликованные произведения поэтессы. Эта очаровательная красавица, прелестная и недоступная, всегда томная, скрывала от света тайну своей души. Она часто обращалась к верным товарищам-альбомам.
«Боровшись целый век с судьбой, в минуты тяжкие, не имея кому передать того, чем томилась душа моя, черная книга сделалась моим тайным поверенным, и чувства, мысли вливались в нее стихами». В «черной книге» постоянно возрождались воспоминания Тимашевой о некоем Эдуарде, нанесшем ей неисцелимую сердечную рану:
Не спрашивай, мой друг, кто был мой идеал, Кто сердце озарил минутною красою, Кто все прекрасное в себе соединял, Кем жизнь любила я, гордилась в ком собою. Бесценный друг, не отвергай любви, Прочти в душе моей, она полна тобою, И счастье дивное – любимым быть – лови, Лови, и дар небес не заменяй тоскою…
Кто же этот Эдуард? Может быть, это просто идеальный образ, фантазия, плод воображения? Или реальное лицо, у которого было другое имя, и только в мыслях романтичной женщины он звался Эдуардом.
Но если внимательно рассмотреть окружение Екатерины в Оренбурге, нельзя не заметить такую выдающуюся личность, как Эдуард Александрович Эверсман (1794–1860). Немец по национальности, в Вестфалии он сдал экзамен на звание «доктора философии и свободных искусств», а затем в Дерптском университете – и на степень доктора медицины. Натуралист, ботаник, зоолог, энтомолог, врач и путешественник, он изучил множество языков, в том числе персидский и татарский. Его товарищ по учебе в Дерпте, впоследствии профессор Казанского университета и известный химик, открывший химический элемент рутений, К. К. Клаус, так описывал Эверсмана: «Густые темно-русые волосы падали на затылок и были едва прикрыты задорно посаженным маленьким черным бархатным беретом. Почти женская шея была открыта, сильная грудь украшалась белоснежным широким отложным воротничком сорочки. Черный бархатный казакин плотно облегал стройную фигуру. Белые, немного слишком широкие, штаны дополняли фантастический костюм, который сразу выдавал заядлого бурша-корпоранта. К этому нужно вообразить себе, правда бледное, но настолько красивое и правильное лицо, что оно казалось вышедшим из-под резца ваятеля. Совершенный греческий профиль с голубыми глазами – глазами, которые были прекрасны, однако по выражению серьезности и твердости в них казались принадлежащими не юноше, но зрелому мужу… Он был прекрасным стрелком и фехтовальщиком, фехтовал левой рукой с такой же уверенностью, как и правой, и в этом превосходил всех своих корпорантов; кроме того, у него были очень ловкие пальцы и он обладал талантом механика, великолепно рисовал, что ему как зоологу впоследствии было очень полезно, и был вообще очень практический человек… В верховой езде ему не было равных не только среди дерптских студентов, но и местных офицеров-кавалеристов».
В конце 1816 года Эверсман приехал в Златоуст, где его отец служил горным начальником и директором «оружейных изделий». Вместе с товарищем по дерптскому университету Василием Тиле, работавшим на оружейном заводе врачом, Эдуард занимался хирургией и глазными болезнями. Он приобрел известность далеко за пределами Златоуста, в частности, в Оренбурге, что помогло впоследствии в реализации его планов. В то же время он начал изучать окрестные районы, познакомился с оренбургским губернатором П. К. Эссеном, освоил русский и арабский языки, а также основы мусульманской культуры. С этого времени он начал ведение научных дневников, которое не оставлял до конца жизни.
Генерал Эссен пригласил Эверсмана на житье в Оренбург и весьма заинтересовался его намерением с исследовательской целью посетить Бухару, Коканд и Индию. Об этой экспедиции у молодого ученого имелось соглашение с академией наук Пруссии. Его намерения совпадали с планами российской дипломатии. Среднеазиатские ханства были феодальными и рабовладельческими гнёздами хищников, откуда на русские земли выплескивались набеги кочевников. Отсталые феодальные ханства, взаимно ослаблявшие друг друга постоянными войнами, причиняли вред России, которая не желала терпеть на своих границах подобные паразитические, разбойные образования. Кроме того, угнездившиеся в Афганистане британцы натравливали правителей на русских, манили своим покровительством, поставляли оружие и советников.
В результате проблема среднеазиатских ханств вышла на уровень Большой Игры[11].
Собранные для Эссена сведения о личности, характере, поведении, жизни и устремлениях немецкого доктора были самые благоприятные: «Нравственность его во всех отношениях похвальна: он правил самых честных и прямых, и можно быть уверену, что никогда не позволит себе изменить истине, справедливости и чести; следовательно, сохранит и вверенные ему тайны, и по возможности будет стараться выполнять данные ему поручения. В мыслях он не переменчив, но напротив характера твердого и постоянного, и если за какое дело взялся, то никакими препятствиями и затруднениями в преследовании оного до конца не удерживается. Здоровья он хотя и не самого твердого, но тем не менее, по молодости лет и рвению своему, способен к перенесению трудностей, сопряженных с путешествиями такого рода, к коему он назначает себя».
Информируя об этом российский МИД, губернатор предложил использовать Эверсмана для сбора сведений «на пользу наших торговых сношений с соседними нам азиатскими областями». Мероприятие это было санкционировано лично Александром I, который повелел ассигновать на него три тысячи рублей серебром. Инструкция Эверсману была разработана Азиатским департаментом МИДа и утверждена лично царем.
В октябре 1820 года Эверсман отправился в Бухару с караваном российской дипломатической миссии, чтобы разведать обстановку в ханстве и нащупать путь в Индию. Его предприятие было сопряжено с большим риском: европейцам путь в Среднюю Азию был заказан; любого «неверного» ждала там неминуемая расправа. Отважный ученый едва не попал в руки «блюстителей чистоты» ислама и чудом избежал смерти. А уже в январе следующего года он прислал с оказией в Оренбург доклад с
