прекрасно понимал, что без знакомых мальчишек и без их сердобольных матерей пришлось бы ему голодать. Поэтому маленький Леня считал, что и он со своей стороны должен беспрекословно выполнять просьбы друзей. Особенно крепко это вошло ему в голову, когда у него заболел глаз. В связи с пьянками матери некогда было сводить сына в больницу. К тому же сын, уже стыдясь ее поведения, избегал встреч с матерью. А она каждый раз, напившись, говорила, что нужно сходить к врачу, а протрезвев, все забывала.
В конце концов возмущенные соседи потребовали от незадачливой матери отвести мальчика в больницу, но оказалось, что было поздно. И мальчик узнал три страшных для себя слова: «Атрофия глазного яблока».
Один из собутыльников матери как-то привлек Леню к себе, погладил по голове и сказал, что с таким недостатком одному в жизни будет трудно. Нужно иметь надежных друзей. С той поры Леня старался вести себя так, чтобы ребята могли называть его верным другом. Для друзей он готов был сделать все. И когда Леонид был определен в артель инвалидов, то быстро подружился с Переваловым, видя в нем и своего друга и старшего товарища. Перевалову нужна была помощь, ведь у него слабые руки, и он, Соболев, как друг не мог ему отказать.
Соболев закончил рассказ о своей жизни, и Ененков, положив протокол допроса в папку с надписью «Дело» и отправив Леонида в камеру, задумчиво произнес:
— Вот теперь можно сказать, что расследование закончено!
ПО НОВОМУ ЗАКОНУ
Был субботний вечер. В Металлургическом райотделе милиции находились в своих кабинетах только работники из оперативного наряда.
— За что меня избили? — озлобленно выдохнул пьяный, видя, как младший лейтенант милиции Денисов подает лист исписанной бумаги вышедшему в коридор следователю капитану Сайфуллину.
— Разберемся, — спокойно ответил Исмаил Шаймерденович, читая поданное ему заявление.
— Разберемся, разберемся! Всегда так! — выражал недовольство пьяный. Он попытался встать со скамьи, на которую его усадил Денисов.
— Не мешайте, Станакин! И лучше сядьте! Вы же на ногах не можете стоять! Где вы работаете?
Мужчина тяжело плюхнулся на скамейку.
— Шофером в Джаркульской автобазе! А этот квартирант перебил у себя окна, меня избил! Я к нему добром, а он… — бормотал пьяный.
— Отведите задержанного в вытрезвитель, А потом зайдете ко мне, — бросил капитан, входя в кабинет.
Потерпевший это или преступник? Вон какая шишка у него на лбу. Говорит, что избили. Но даже если Станакин и потерпевший, то в таком состоянии освобождать его сразу нельзя.
Сайфуллин вздохнул, снял очки, которые одел, чтобы прочесть заявление, и положил их в карман пиджака. Да, Станакин хозяин дома, а Шимолины квартиранты. Станет ли хозяин выбивать окна в своем доме? Всякое бывает. А квартирант может побить хозяина? Тоже бывает. Смотря какие у них характеры и какие были обстоятельства.
В дверях появился Денисов.
— Станакин сам пошел с вами или пришлось применить принуждение?
— Не хотел следовать за мной. Даже замахнулся и пришлось применить резиновую дубинку.
Худенькое юношеское лицо участкового уполномоченного покрылось легким румянцем, а доверчивые глаза настороженно замерли, ожидая, как среагирует следователь.
— Это не от нее ли шишка на лбу?
— Никак нет! Шишка была раньше! А после дубинки он сразу подчинился, и я даже еле успевал за ним. Так он торопился в райотдел.
— Хорошо! Поедете со мной сейчас к нему на дом. Посмотрим, что там есть.
Улица Барнаульская поселка Першино ничем не отличалась от соседних. Те же палисадники у каждого дома, как в деревне, с кустами и деревьями, те же узкие тротуары, та же тишина.
Дом Станакина оказался пятистенным. Два крыльца, два входа с разных сторон.
— Товарищ младший лейтенант! Поговорите со всеми соседями. Запишите их объяснения. Я же пока составлю протокол осмотра места происшествия!
Сайфуллин вошел во двор. Ясно, что этот вход ведет к хозяину. А вот этот с проломанной доской в двери, разумеется, к квартирантам. Ого! Стекла в двойных рамах выбиты вместе с переплетами. Капитан заглянул в проем окна. Там была кухня. На столе около окна и на полу валялись мелкие и крупные куски стекла, обломки рам. Следователь прошел к другому окну, похрустывая битыми стеклами, лежавшими на земле. То же самое. Но выбито не все окно, а только нижняя часть. Форточка оторвана и лежит в комнате среди осколков стекла.
Утром в понедельник начальник следственного отделения райотдела милиции старший лейтенант Банокин Герман Николаевич распределял между следователями поступившие с субботы материалы:
— Итак! Оставленных без дел нет! — улыбнулся он. — У меня все, идите, Анатолий Степанович! Сайфуллин в отгуле. Поэтому делом Станакина и Шимолина займитесь сейчас же. Кто бы из них не был виноват, а дерзкое хулиганство налицо! Сроки же расследования, как известно, по новому закону по делам о хулиганстве сокращены.
— Верно сокращены! Но к ним надо еще привыкнуть, — сказал кто-то.
— Вот и привыкайте сразу!
Все опять засмеялись. Тимонин вошел в кабинет, сел за стол и, найдя среди пачки других нужный материал, стал читать его.
— Некоторые свидетели по делу Шимолина — Станакина уже здесь! — заглянул к нему Денисов.
— Хорошо! — отрываясь от бумаг, повернулся к нему Анатолий Степанович. — Я сейчас ознакомлюсь с материалом и приступлю к допросам.
Первой старший следователь пригласил к себе Скородумову Ольгу Андреевну. Женщина смотрела на загорелое с тонкими усиками лицо Анатолия Степановича и, не торопясь, говорила:
— С чего у них началось, я не знаю! Ко мне заскочила Аня Шимолина. Крикнула, что бежит вызывать милицию. Я ничего не поняла и к ним. Смотрю Станакин мечется по двору и кричит: «За что он меня бил!»
— Так-таки и бил?
— Да! Я, правда, не видела. Но у Станакина на лбу шишка. А выражался он как. Ужас! А там соседские дети в огороде были. Я их прогнала в дом и сама ушла. Вы лучше Аню спросите.
Тимонин кивнул и дал подписать протокол Скородумовой.
— Можете идти, а Шимолина пусть войдет!
Лицо Анны Ивановны выражало чувство гнева и возмущения, когда она вошла. Тимонин молча указал ей на стул.
— Когда в конце концов он перестанет привязываться?! — напористо начала она.
— Кто он? Муж?
— Нет! Станакин! Ведь мы договор на аренду квартиры заключили с его бывшей женой. Что ему надо? Довел одну, думает и нас довести.
— Кто же все-таки хозяин дома?
— В той половине, где мы живем, его жена! Она по суду разделила дом и ей присудили полдома. Вот договор.
Она протянула лист бумаги. Тимонин с интересом посмотрел на печати
