она развела руками.
Но невинные слова, невинный жест дрожью пробежали по всему телу Конрада. Он согнул колени, готовый рвануться к ней, взять её в заложники, или даже перерезать горло, и пока охранник будет осознавать произошедшее, вспороть его. Но что делать с остальными людьми? Подпереть дверь и поджечь? Сколько шума поднимется, сколько времени на это уйдет?
«Тогда придется бежать из города со вчерашним караваном. Еще и туча свидетелей будет на улице. Это не пустынный проулок.»
Женщина продолжала.
— Успокойтесь, прошу. У нас главенствует закон гостеприимства.
— Прочувствовал. — сухо ответил Конрад.
— Йорам, убери оружие. Тебе бы озаботиться моей защитой, а не куска дерева с засовом.
Йорам оценил расстояние, которое отделяло его от Конрада, а того от женщины. На его широком лице читались муки выбора, а глаза показывали, о чем он думает. Если нападет на Конрада, успеет ли тот взять женщину в заложники или растеряется?
В итоге Йорам нахмурился, поклонился и убрал клинок.
Женщина продолжала.
— Мой муж иногда бывает отличным примером для подражания, не находите?
«В чем ему подражать?» — не сразу понял Конрад, но тут мысль до него дошла. Он расслабился, убрал нож.
Незнакомка повернула голову и заговорила:
— Господа, прошу вас продолжить без меня. От меня требуют особого внимания. — Она повернулась к Конраду. — Надеюсь, в компании с лекарем моему здоровью ничего не угрожает? Сами понимаете, незваные гости редко пользуются доверием.
Конрад переступил с ноги на ногу, покосился на Йорама.
— Я лишь просил воды и работы.
Она улыбнулась.
— В таком случае, пройдемте за мной. Йорам, как все соберутся, присоединись к нам. Ради моего спокойствия. Конрад, не отставайте.
Они миновали комнату, откуда доносились приглушенные голоса, спустились по небольшому коридору под землю в комнату четыре на четыре метра, сплошь украшенную коврами. Они были на полу, на стенах, с потолка свисала бордовая ткань так, что стоящий человек почти ничего не увидит.
Женщина зажгла масляные лампы.
— Считайте, что это мой будуар.
— Для лечения нужна комната… хмм… с меньшим количеством тканей. Одного стола достаточно.
Женщина помахала рукой и упала в подушки.
— Нет, нет. Мне в жизни лечение понадобилось дважды — раз при рождении, второй раз… — она провела пальцем вдоль всего шрама. — в остальном меня оберегают мужья или здравомыслие незнакомцев. — Она скрестила ноги и раскинула руки. — Итак, вы лекарь.
— Отчасти.
Она продолжила.
— Который ходит с ножом, побирается, и ищет любую черновую работу, особенно во дворце.
— Там лучше кормят и больше платят.
Женщина коснулась подушки и оставила на бархате тонкий темный след, затем провела пальцем обратно, и след пропал.
— Знаете, чужаки у нас редкость. Обычно это купцы и они всегда на виду. Встречались уже с ними? Со всеми хотят завести знакомство, дружбу, чтобы вовремя предать.
— Похоже на меня.
Она вскинула брови и улыбнулась.
— Надо же, а я говорила о себе. И в продолжении о светлокожем, который спрашивает о работе: стало казаться, что вами заполнена вся наша столица. Один заикается, другой пару слов связать не может, у третьего такой акцент, что осла легче понять, а четвертый говорит такими оборотами, будто моего прапрадеда нянчил. И все как один с растерянным взглядом, ножом, да с веревочкой.
— У нашего народа есть традиция… — начал Конрад.
Но женщина выставила ладонь и тут же сжала в кулак.
— Ваш народ должно быть безмерно богат или он собирает монеты по сотням земель и хранит их. А может, при рождении вам выдают связки монет ваших предков и вы, как наследники, продолжаете их путь, пока последний из вас не погибнет? В чем смысл собирания монет твоим народом?
— Это напоминание о цене жизни. Каждая монетка — это жизнь.
— Немало их скопилось на твоем поясе. И что же случится, если ты потеряешь? Тебя не примут домой, станешь изгоем или тебя казнят как предателя?
Конрад пожал плечами.
— Ничего. Мне просто станет всё равно.
Женщина криво улыбнулась.
— Надо же. Какая трагедия. Представить не могу, как бы я жила, если бы мне в какой-то момент стало всё равно.
У Конрада появилось ощущение, что она говорила это не ему, а размышляла над собственной проблемой.
— Мне здесь неуютно. — перевел тему он. — я будто в коконе паучихи.
— Будто? — хозяйка дома подняла брови. — здесь есть шелк и красивое плетение. У меня довольно цепкие лапки, а мои мужья усиливают их своими мышцами. А еще паутина почти не заметна, пока в неё не попадешь, верно?
— Да. Наверное. Вам хочется, чтобы вас считали паучихой?
Она отмахнулась.
— Достаточно, что меня считают женщиной. А кем считают тебя? Лекарем, нищим, обманщиком?
— Я не знаю, госпожа. Я всего лишь стараюсь жить и не доставлять никому проблем. Искал работу, а ваш муж меня закинул внутрь. Это смутило меня.
— Поэтому ты взялся за нож, готовый меня убить. Беззащитную, слабую, у меня же дома.
Конрад глубоко вздохнул.
— Всё обошлось без этого. Я рад.
Она приподнялась на подушках и коротко выдохнула.
— А уж как я рада. Лишняя полоска на лице или шее мне уже не пойдет — достаточно тех украшений, что на мне.
Женщина указала на подушки возле дальнего от входа угла. Откуда Конрад мог видеть входящих и, в случае чего, снова воспользоваться небольшим расстоянием до хозяйки дома. Он сел.
Материя обнимала его, нежно топила, будто он лег в озеро сосновой смолы — отличная ловушка для глупых насекомых, совсем как паутина.
И когда он это понял, то выпрямился, а женщина вытянула ноги, обнажая упругие мышцы бедра, что появились из-под глубокого выреза. Конрад задержал взгляд лишь на мгновение, но тут же услышал смех.
— Ой, а я думала, вы предпочитаете женщин постарше. Гораздо постарше.
— Вы о чем?
Она посмотрела на него и наклонила голову так, что волосы и скрыли её шрам, от чего она стала безумно красивой. Настолько, что Конраду стала ясна причина ревности её мужей.
— Ох, право. Лжец должен понимать намеки. Все эти изменения голоса, разные профессии. Конрад, во дворце нет ни единой повитухи младше той, что уже и забыла каково это, когда у тебя ласкают грудь. Тем более, я сначала подумала, что хороший лекарь может быть полезен в доме. Дай ему достойную плату, возможность расти, и вот он готов экспериментировать, становиться лучшим из лучших, а там уже к тебе обращаются все, кто когда-то забросил свое здоровье. Небольшая плата за власть и почет.
— Плох тот лекарь, что не может позаботиться о себе.
Женщина развернулась к нему и оперлась локтями на небольшую плотную подушку.
— Как