луна, будто брошена в воду корона.
А может, пираты по пьянке просыпали клад?
Придворный поэт на вопрос не отвесил поклона,
Вздохнул и чернила пролил на персидский халат.
Смиренный отшельник под плач колокольного звона
Молитвы забросил, стаканами пьёт лимонад.
А принц в эту ночь сгоряча отречётся от трона:
Уйдёт в монастырь —
в листопад,
в листопад,
в листопад…
Элегия
Душа, покинувшая тело,
Над старым городом летела.
Шёл снег, и музыку играл слепой шарманщик.
Фонарь поскрипывал, дрожа.
В окне второго этажа
Кого-то в губы целовал альфонс-обманщик.
Собака выла у ворот.
И чей-то одинокий кот
Гулял по крыше. А внизу, за два квартала,
Тащился траурный кортеж.
И тело, полное надежд…
Душа покинула его и улетала.
Всё было мелко: божий храм,
Кабак, театр, отель, бедлам,
С корзиной поздних белых астр дитя разврата.
Скакал юродивый босой.
Младенец плакал. Колбасой
Несло откуда-то. Слона вели куда-то.
И странно было, как во сне:
Как бы на белой простыне
Крутили фильму. Падал снег (там, на экране…),
От моря дул холодный бриз.
Душа присела на карниз.
Торчали мачты вдалеке, на заднем плане.
И одиноко было ей —
Совсем, как в жизни… Воробей
Слетел на крышу, упорхнул и не заметил.
Холодный снег лицо не жёг,
И не болел почти висок.
И лишь чего-то было жаль на этом свете…
Покой
1
Меж белых стен, обшитых поролоном,
дырявят кожу и латают души.
Но стены по своим живут законам
и в недрах драпировки прячут уши.
(А уши ближних глухи, будто стены!)
Два призрака играют в догонялки:
то шелест крыльев пойманной сирены,
то тихий плач обиженной русалки.
2
Своё лицо не помню. И не надо.
Пустынный берег, розовая пена.
Дельфина мозг под черепом примата.
Слезинка на лице олигофрена.
Прогрохотала мимо колесница
озябшего и заспанного Солнца.
И тень моя – не рыба, и не птица
меж прочих новорожденных уродцев.
И рвётся луч зари, как пуповина.
Недопитый кошмар на дне стакана:
под черепом примата – мозг дельфина,
плывущего на зов Левиафана…
3
Меж белых стен искусным врачеваньем
срезают крылья с плеч и чинят души.
Зов облаков день от дня всё глуше
и переходит в ватное молчанье.
Через пространство белого покоя
след памяти ведёт куда попало
и тает недописанной строкою.
Или проснуться всё-таки сначала?
Душа стучится в прошлое наотмашь.
Так ясен след на глинистой дороге,
но память (непростительная роскошь!)
дождём вчерашним падает под ноги:
плывущий листик… тихое теченье…
тела медуз, похожих на желе…
птенец на остывающей золе…
след сапога и крови на стекле…
(Загадку своего предназначенья
я волочу, как ногу по земле)
Спи, разум, спи. Оставим на потом
всё то, что одолеть не в нашей власти:
надежнее спасаться от напасти
не вечным бдением, но вечным сном!
4
Скалистый берег. Белая палата.
Один летальный случай ностальгии.
Четыре чужеродные стихии
в кошмаре одиночества мутанта:
земля, вода, огонь и воздух тоже.
Не птица, не дельфин, не саламандра —
нелепый плод твоих фантазий, Боже,
гнилой арбуз на ветке олеандра.
Как тополя октябрьской аллеи,
душа обнажена и вся продрогла.
И тайное становится яснее,
чем белый день, наляпанный на стекла.
Гудки. Глухой и дальний шум вокзала.
Нить памяти, как кинолента, рвется.
Так много суеты. И слишком мало
иллюзий и любви, травы и солнца…
На стуле стынет курица с гарниром.
За вымытым окном шумят берёзы.
Два ангела, пропахшие эфиром,
склонились над транзитным пассажиром
и рукавами вытирают слёзы.
Луга Эллады
Икар
Что-то нынче с утра не задался полёт.
Может, крылья растут не оттуда?
Высоко, выше тучи, летит самолёт.
А внизу, на полянке, ромашка растёт,
смотрит в небо и верует в чудо.
И очерчены грифелем контуры гор,
и презрительно фыркают кони.
Под обрывом – залива лимонный ликёр.
И тщедушный лесок. И цыганский костёр
на закатном тускнеющем фоне.
Голопузые дети орут у костра,
и о чём-то смеются мужчины.
Как бы весело это смотрелось вчера!
А сейчас… А сегодня мне грустно с утра,
просто так, без особой причины.
Ну да ладно. Бывает. И, чай, не впервой!
Это просто такая минута.
Вот сейчас захочу – поднимусь над травой,
над костром, над шатром, над леском… над собой!
Жалко, крылья растут не оттуда…
Луга Эллады
Лунный свет густой и резкий.
То ли тени, то ли фрески
На стене. Часов не слышно: время мягкое, как воск.
Свечка плавится, сгорая.
Из украденного рая
На зелёном гобелене – два куста лиловых роз.
Ветер, парус, жажда чуда,
Ночь, осенняя простуда,
Дальний берег южноморский, где цветы крупнее звёзд.
Край незыблемого лета.
Сколько раз мне снилось это
Под баюканье озябших, облетающих берёз.
Скал угрюмые громады.
Море. Всхлипы серенады.
На окне в хрустальной вазе – переспелый виноград.
Белоснежные плюмажи,
Золотой песок на пляже,
Изумрудные долины, да рубиновый закат.
У сирен глаза газели.
Пан играет на свирели —
У рогатого урода музыкальная душа.
Двух копыт неровный топот,
Слева – волн невнятный
