В низине, куда редко попадали солнечные лучи, где вода скапливалась и не хотела течь дальше, чтобы питать корни грибов и деревьев, расположился и рос могучий дуб. Наблюдающий и статный, огромных размеров, с большими ветвями и тяжелыми листьями. Долгое время он пробивался сквозь камни и тяжелый песок, отодвигал с пути своего корни старых пней и твердые породы угля, да бесконечный известняк гор. От природы обладающий стойкостью и терпением, воздающий к небесам мощью и непреклонной твердостью духа, с листьями стальной прочности и корой закоренелой непробиваемости, этот дуб, небывало высокий и непостижимо размашистый, взирал с высоты своей неподъемной кроны на раскинувшееся перед ним раздолье пышных цветов азалии и колокольчиков цвета снежных, зимних гор. Чуть переходя в коричневые тона, подстраивая цвет шапочки под общую гамму осени, оттягивая и украшая ветки, создающие приятную тень для ранних белок и пронырливых кабанов, с высот десятиэтажных домов, далеко-далеко, за озера и скалы, взирали, с плодоножек, многочисленные детки дуба – желуди. В разные стороны от дуба, кто чуть вверх – к солнцу, кто вниз – к рыхлой земле да дождевым червям, росли размашистые и до рокота пролетающих птиц причудливо короткие ветви.
Живость и многообразие леса, где уже двести лет растет гигантский каштанолистный дуб, броско контрастирует с порой безмолвными небесными покровами, ослепленными в участках ваших зажмуренных глаз. Облака-овечки, капельки-рыбки, ветер-дыхание океанов.
Цоканьем копытцев привлекая к себе лучший улов, овечка с гранитного нагорья отщипнула молодую травку и незаметно поежилась, вертя попкой да прищуривая глаза. Она медленно оглядела вдалеке стоящее необъятное дерево и угостила лужу новыми каплями себе подобных, летающих и бесконечных молочных ягнят. Затем она улеглась на правый бочок и, посмотрев на пробивающееся солнышко, игриво чихнула, высвободив из носа давно забытые мысли и воспоминания.
"Полежу. Травку пожую. Посплю. Чихну опять, да снова травку пожую", – подумала овечка.
Так и случилось. Овечка полежала, травку пожевала, а потом уснула. Сколько спала овечка – того не узнать. Но когда проснулась она, то увидала над собой хмурое-хмурое облако, пугающее своими размерами и красками мрачной погоды. Дождь уже закончился, небо сменило окрас на нежно-голубой с мрачно-океанического, а воздух до выхлопа пробки наполнился приятным ароматом озона – как будто кто-то выстирал землю и вывесил ее сушиться на экваторную веревку.
"Побегу, да под дуб лягу", – вновь подумала овечка.
Поморгав черными смородинками и сладко зевнув, овечка напыженно встала, наметила курс к каштанолистному дубу и побежала вдоль урчащего ручья, приминая траву и звеня колокольчиком. Бежала овечка долго, перепрыгивая через камушки горной воды, стирая копытца о залежалые валуны и твердый щебень. Вместе с ней, наперегонки да на подспорье, летело в небе то неописуемо холодное и злое облако, накопившее в себе тонны тяжелых, грузных рыб. Оно переминало сгустки томившихся капель воды, меняя форму и разбивая лоб о кромки воздушных дирижаблей.
"Не к добру все это, не к добру", – опять подумала овечка.
Подняв голову, овечка открыла рот и стала громко "бекать" и стучать копытцами, отгоняя первые капли, да защищая могучий дуб. Кто знал, сколько рек и озер в запасах этого хмурого облака? И почему оно так нещадно устремилось к каштанолистному дубу и запустило ледяной дождь? Те капли, что падают в обыкновенный день – маленькие рыбки гуппи. Овечка же не верила своим глазам. В небе повисло нечто похожее на вырезку темной воды глубин океана. Из толщи вырывались и летели вниз зубастые акулы, пробивающие носом своим листья каштанолистного дуба.
Вода сильно поднялась, скрыла под собой цветы и кустарники, заполнила низину и вырвалась дальше, потопив соседние молодые деревья.
– Что тебе надобно, облако? – загудел дуб.
Ветви его начали трещать, а листья съеживаться.
– Я слышало, ты самый могучий в этом лесу? – громыхнуло серое облако.
Собрав весь улов в одну охапку, облако сбросило сотни тяжелых акул на крону дуба.
– Таким я родился! Природа распорядилась так! – продолжил гудеть дуб.
Спор длился долго, уже ночь близилась. Хмурое облако выплеснуло последнюю акулу, которая стремглав полетела вниз и сломала ветку дуба.
– Тебе меня не одолеть! – затрещал дуб.
Он с силой запустил вверх дюжину самых крупных желудей. Они с дикой скоростью полетели в небо и угодили прямиком в лоб облака. Только шелуха осыпалась на землю, а выпавшие ядрышки подобрала прыгучая белка и утащила их в свою норку под кедровым деревом.
– Завтра я потоплю тебя! – вновь громыхнуло облако.
Развернувшись, облако чиркнуло ледяными каплями и запустило большую молнию в корни дуба.
Наступило утро. Накопившаяся вода ушла под землю. Проснулся ясень, весь вымокший от вчерашнего ливня. Раскрыла свою молодую крону высокая липа, с листьев сбрасывая остатки прохладных акул холодного облака. Белочка развесила грибочки на ветках кустарника. Проснулась белая овечка, позванивая колокольчиком да шевеля черными ушками. Поднялось солнце, светом своих лучей подчеркивая контуры пихт. Издалека, из-за непроходимых гор, прилетел ветер и раскидал иглы сосен. Слышались крики желтоглазых болотных луней. Расправив листья, большой дуб наполнил ветви свои свежим воздухом, окинул древесным взглядом равнину и застонал: "Ооох! Сполна водой я запасен! Тяжело дышать мне!". И как грянет гром! Овечка обернулась, белка упала с ветки и кубарем укатилась в норку, а болотные луни спрятались в высокой траве. Затем все утихло. Кажется, хмурое облако и правда ушло. Вдруг, неизвестно откуда, в небе, распустив хвост, появился тетерев.
– Оно летит сюда! То облако! Я видел его за острой скалой! – кричал тетерев.
Затем он издал громкий гортанный звук и скрылся за деревьями.
Молодой клен, высокая липа да белочка с овечкой встали на защиту дуба. Сомкнув корни, липа переместилась поближе к дубу и начала всматриваться в небесные, пока еще ясные и приятные глазу белые облака. Клен распрямил все свои ветви и укрыл ими ствол дуба, чтобы вода скатывалась по листьям и не заливала могучие корни. Белочка, потирая лапки, начала плести своеобразный настил-дождевик. Она искала упавшие веточки, а потом сплетала их меж собой, чтобы получался небольшой панцирь. К тому времени, как облако выпустило первых акул, корни дерева были защищены толстым слоем веточек белки. Посмотришь на скалы – а там бежит овечка и что-то держит в зубах. То было ведерко. Когда все были готовы, с дуба сорвался созревший желудь. Он приглушенно упал в траву и покатился в сторону белочки. "Бее-е", – мотнула головой черноухая овечка. Она сообщила белочке, что прятать желуди сейчас – не самое лучшее время. И тут, словно овечка и правда знала, с неба
