знали матушку?
– Рядом с Аспремоном жили мои друзья, у которых я ее встречал. В последний раз она показалась мне особенно печальной и бледной, а когда я вернулся…
– Все было кончено, да? – сказала Женевьева. – Да, она ушла очень быстро… за несколько недель… Я оставалась с соседями, которые заботились о ней… И вот однажды утром ее унесли… А вечером того дня кто-то пришел, когда я спала, взял меня на руки, закутал в одеяло…
– Мужчина? – спросил князь.
– Да, какой-то мужчина. Он говорил со мной тихонько и очень ласково… его голос успокаивал меня… И унося меня по дороге, а потом в автомобиле, ночью, он укачивал меня и рассказывал мне сказки… таким же голосом… таким же голосом…
Она умолкла и снова посмотрела на князя, еще более пристально, с явным усилием пытаясь постичь мимолетное впечатление, не оставлявшее ее.
– А после? – спросил он. – Куда вас отвезли?
– Тут воспоминание у меня смутное… Как будто я проспала несколько дней… Я вспоминаю себя лишь в вандейском селении, где я провела вторую половину моего детства. Это было в Монтегю, у папаши и матушки Изеро, славных людей, которые кормили меня, воспитывали. Их преданность и ласку я никогда не забуду.
– И они тоже умерли?
– Да, – отвечала она, – эпидемия тифа в том районе… Но я узнала об этом лишь позже… С самого начала их болезни меня увезли, как и в первый раз, при тех же обстоятельствах, ночью кто-то завернул меня в одеяло… Только я была уже побольше, я отбивалась, хотела закричать… и ему пришлось закрыть мне рот шарфом.
– Сколько лет вам было?
– Четырнадцать… Прошло уже четыре года.
– Значит, тогда вы смогли разглядеть этого человека?
– Нет, он скрывал свое лицо и не сказал мне ни слова… Однако я всегда думала, что это тот же самый человек… поскольку сохранила воспоминания о такой же заботе, тех же внимательных, осторожных жестах.
– А потом?
– Потом, как и прежде, забвение, сон… Только на этот раз я заболела, похоже, у меня была лихорадка… Проснулась я в приятной светлой комнате. Надо мной склонилась дама с седыми волосами и улыбнулась мне. Это была бабушка… А комната – та, которую я сейчас занимаю наверху.
Лицо ее снова обрело счастливое, прелестное, светлое выражение, и она с улыбкой закончила:
– Вот так госпожа Эрнемон нашла меня однажды вечером у себя на пороге спящей, вот так подобрала меня и стала моей бабушкой, вот так после некоторых испытаний маленькая аспремонская девочка наслаждается теперь радостями спокойного существования и учит вычислению и грамоте маленьких девочек, непослушных или ленивых… но они очень любят ее.
Женевьева говорила весело, тоном серьезным и вместе с тем жизнерадостным, в ней чувствовалась уравновешенность рассудительной натуры.
Сернин слушал ее со всевозрастающим удивлением, даже не пытаясь скрыть своего волнения.
– С тех пор вы никогда не слышали о том человеке? – спросил он.
– Никогда.
– А вы были бы рады снова его увидеть?
– Да, очень рада.
– Так вот, мадемуазель…
Женевьева вздрогнула.
– Вы что-то знаете… может быть, правду…
– Нет… нет… Только…
Сернин встал и прошелся по комнате. Время от времени его взгляд останавливался на Женевьеве, и казалось, что князь готов более определенно ответить на заданный ему вопрос. Заговорит ли он?
Госпожа Эрнемон с тревогой ждала раскрытия того секрета, что мог смутить покой девушки.
Сернин снова сел рядом с Женевьевой, похоже, он все еще колебался и наконец сказал:
– Нет… нет… У меня мелькнула одна мысль… воспоминания…
– Воспоминания?.. Какие?
– Я ошибся. Были в вашем рассказе некоторые подробности, которые ввели меня в заблуждение.
– Вы в этом уверены?
Он снова заколебался, потом подтвердил:
– Абсолютно уверен.
– Ах! – разочарованно молвила она. – Мне показалось… что вы знаете…
Она замолчала, дожидаясь ответа на тот не до конца ясный вопрос, который ему задала.
Сернин тоже молчал. Тогда, не настаивая дальше, Женевьева наклонилась к госпоже Эрнемон.
– Доброго вечера, бабушка, мои малышки, должно быть, уже в постели, но никто из них не сможет заснуть, пока я их не поцелую.
Она протянула руку князю.
– Еще раз спасибо…
– Вы уходите? – живо отозвался он.
– Извините меня, бабушка вас проводит…
Уже открывая дверь, она обернулась, улыбнувшись.
Потом исчезла.
Князь, замерев, слушал шум ее удаляющихся шагов. Он побледнел от волнения.
– Итак, – сказала старая дама, – ты ничего не сказал.
– Нет…
– Этот секрет…
– Позже… Сегодня… как странно… я не смог.
– Неужели это так трудно? Разве она не почувствовала, что ты и был тем незнакомцем, который дважды увозил ее?.. Довольно было одного слова…
– Позже… позже… – сказал он, вновь обретая свою уверенность. – Пойми же… Эта девочка едва меня знает… Сначала надо, чтобы я завоевал право на ее привязанность, ее нежность… Когда я обеспечу ей существование, которого она заслуживает, чудесное существование, какое встречается в волшебных сказках, вот тогда я заговорю.
Старая дама покачала головой.
– Боюсь, что ты ошибаешься… Женевьева не нуждается в чудесном существовании… У нее нехитрые пристрастия.
– У нее пристрастия, свойственные всем женщинам, и богатство, роскошь, могущество доставляют радости, от которых ни одна из них не откажется.
– Но не Женевьева. И лучше бы ты…
– Посмотрим. А пока предоставь действовать мне. И успокойся. У меня нет ни малейшего намерения втягивать Женевьеву в какие-то, как ты выражаешься, махинации. Она едва будет меня видеть. Только надо же было установить связь… Дело сделано… Прощай.
Сернин вышел из школы и направился к своему автомобилю.
Он был так счастлив.
«Она очаровательна… и такая ласковая, такая серьезная! Глаза ее матери, те самые глаза, которые волновали меня до слез… Боже мой, как все это далеко! И какое прелестное воспоминание… немного грустное, но такое прелестное!»
И вслух произнес:
– Да, конечно, я займусь ее счастьем. Причем немедленно! Сегодня же вечером! Сегодня же вечером она, безусловно, получит жениха! А разве это не обязательное условие для счастья девушек?
IV
Свой автомобиль он нашел на большой дороге.
– Домой, – сказал он Октаву.
Дома он попросил соединить его по телефону с Нёйи, продиктовал свои инструкции тому из своих друзей, кого называл доктором, затем оделся.
Поужинал он в клубе на улице Камбон, провел час в Опере и снова сел в автомобиль.
– В Нёйи, Октав. Мы поедем за доктором. Который час?
– Половина одиннадцатого.
– Черт! Поторопись!
Через десять минут автомобиль остановился в конце бульвара Инкерманн перед уединенной виллой. По сигналу гудка вышел доктор. Князь спросил его:
– Тип готов?
– Запакован, связан, запечатан.
– В хорошем состоянии?
– В отличном. Если все пройдет, как вы мне говорили по телефону, полиция ничего не заподозрит.
– Такова ее
