Мистер Холден с интересом смотрел на меня:
— Неужели?
Я снова хлебнула вина.
— А затем, конечно же, «Лагерь для военнопленных № 17».
— Было такое.
— Снятый в 1953 году.
— Уверен, вы не ошибаетесь.
— Тонко выверенная смесь из разудалого веселья, насилия и предательства, — сообщила я мистеру Холдену. — По атмосфере изрядно отличающаяся от недооцененных британских фильмов той же тематики.
— Сильно сказано, — отозвался мистер Холден. — Вы способны дать характеристику всем моим картинам? Эй, Билли, — окликнул он режиссера, — у нас тут ходячая киноэнциклопедия.
Вместо ответа мистер Уайлдер спросил меня:
— Не подскажете вашу фамилию?
— Франгопулу.
— Точно. Мисс Франгопулу, пожалуйста, поаккуратнее с рециной. Не хочется, чтобы вы свалились мне на голову в состоянии бесчувствия, как в прошлый раз. Нам с вами работать завтра утром. Что до вас, — он грозно ткнул пальцем в мистера Холдена, — сегодня ложитесь спать пораньше, сделайте одолжение. По-моему, вы не в очень хорошей форме, а завтра я намерен заставить вас побегать.
* * *
Пиарщик киногруппы, договариваясь о двух интервью мистера Уайлдера для местной прессы, назначил встречу с журналистами не ранним утром, но ближе к полудню. К тому времени мистер Уайлдер провел часа два с лишним на съемочной площадке и выглядел весьма довольным собой.
— Итак, мы сняли первую сцену, — сказал он мне. — Начало положено, и путь назад отрезан. Мистер Холден, чего и следовало ожидать от профессионала такого уровня, отыграл превосходно. Вышел из отеля, пересек улицу, сел за столик в сквере и крикнул: «Официант!» Нам хватило одного дубля, и, в отличие от некоторых других актеров, с которыми я работал, он не притащил с собой преподавателя актерского мастерства, который держал бы его за руку и талдычил о приемах глубочайшего погружения в смысл этой сцены. Так что мы все сделали очень быстро, и теперь, пока там перекладывают рельсы для камеры, готовясь к следующей сцене, мы можем поговорить с журналистами. Надеюсь, это не займет много времени.
Каким же он был счастливым, оживленным. С нашего знакомства в Беверли-Хиллз в прошлом году он словно помолодел лет на десять. Глаза его сверкали, а походка была по-юношески легка.
— Мистер Уайлдер, первый журналист уже появился, — сообщил пиарщик.
Бородатый, темноволосый и насупленный парень лет двадцати пяти опустился на краешек кресла, тогда как пребывавший в отменном настроении мистер Уайлдер привольно откинулся на спинку дивана, дымя сигаркой. Мне полагалось сесть на диван рядом с ним, и сидела я с прямой спиной, напряженная, взвинченная. Это был мой первый устный перевод, и я пообещала себе справиться с ним блестяще.
— Первый вопрос, — начал журналист. — В вашем фильме «Дух Сент-Луиса» Джеймс Стюарт исполняет роль выдающегося авиатора Чарлза Линдберга. Входило ли в ваш замысел подвергнуть радикальному анализу фашистские тенденции в Американском государстве?
Я перевела сказанное им настолько дословно, насколько смогла. Мистер Уайлдер метнул на меня вопрошающий взгляд, словно желая убедиться, верно ли я передала суть вопроса, и затем ответил:
— Скорее нет, чем да; знаете ли, я не считаю эту картину политической. Меня более заботило другое, а именно, как показать, чего стоило Линдбергу осуществить свою мечту — перелет через Атлантику.
Когда я перевела его ответ на греческий, молодой человек кивнул и сделал пометку в своем блокноте.
— Линдберг каков он есть — архетип американского самца, чей показной героизм — лишь хитроумная маскировка, скрывающая его глубокие психосексуальные травмы. Вы с этим согласны?
Я опять постаралась перевести как можно точнее. На сей раз взгляд мистера Уайлдера, обращенный ко мне, длился дольше и был даже более вопрошающим.
— Что ж, — ответил он, все чаще затягиваясь сигаркой, — я могу лишь сказать, что мистер Стюарт превзошел сам себя, если у вас создалось такое впечатление. Я, как режиссер, ничего подобного от него не требовал.
Я перевела, и молодой человек, склонившись над блокнотом, нацарапал уже целое предложение. Затем продолжил:
— Фаллическая символика его самолета, «Духа Сент-Луиса», очевидна. Линдберг, по сути, заперт внутри огромного пениса, который несет его вперед к предопределенной цели, и ничего изменить нельзя. А вы, как режиссер, чувствуете себя так же, будучи заперты в вашей собственной маскулинности?
Выслушав перевод, мистер Уайлдер наклонился к моему уху:
— Этот парень, он в своем уме?
— Я просто перевожу слово в слово.
Затянувшись сигаркой раз пять, Билли выпустил облако дыма и сказал:
— Послушайте, вы задали мне три вопроса. Я не только не понял их — несмотря на мою первоклассную переводчицу, — но в придачу все они касаются фильма, который я снял двадцать лет назад. Успеха фильм не имел, мне вообще не следовало его снимать, и с тех пор я о нем ни вспоминать, ни говорить не хотел, и сейчас все, что я могу сказать положа руку на сердце: я бы сжег пленку с этим фильмом, подвернись мне такая возможность. Позвольте спросить, почему вы столь одержимы именно «Духом Сент-Луиса»?
Когда ему перевели вопрос, молодой журналист ответил:
— Из ваших фильмов я видел только этот.
— Прекрасно. — Мистер Уайлдер протянул ладонь журналисту: — В таком случае интервью окончено, и никому из нас более не нужно попусту тратить время. Следующий!
Следующей оказалась дама средних лет в рыжевато-коричневом офисном костюме, и была она намного более самоуверенной — устрашающе самоуверенной; деловито открыв блокнот, она заговорила:
— Мистер Уайлдер, на вашем режиссерском счету двадцать три кинокартины. Вы приехали в Грецию, чтобы снять двадцать четвертую картину. И мы необычайно гордимся тем, что ваш выбор пал на нашу страну. От «В джазе только девушки» к «Первой полосе», от «Двойной страховки» к «Бульвару Сансет», вы перелетали от комедии к трагедии, от сатиры к мелодраме, явив себя мастером любого жанра. Разве можно забыть, сколь великолепно сыграли свои роли под вашим умелым руководством Чарлз Лоутон в «Свидетеле обвинения», Джек Леммон в «Квартире», Одри Хепберн в «Любви после полудня», без вас им бы не достичь таких высот. Сегодня утром я наблюдала, как вы снимаете сцену из вашего нового фильма. Для меня было великой честью и удовольствием наблюдать за истинным гением кинематографа, создающим новый фильм. В процессе съемок вам приходилось время от времени прерывать работу из-за уровня шума на проезжей части. Мой вопрос вот о чем. Дорожные пробки в городе Корфу — серьезная проблема. Что, по-вашему, можно предпринять в этом направлении? Одобряете ли вы предложение мэра Никоса Кандуниаса превратить улицу Академиас в пешеходную и перенаправить транспорт по улицам Наполеонтос Замлели и Мустоксиди, установив одностороннее движение?
