попроще. Она чередовала только чай и булку. Сева ел и смотрел на нас. По гамбургскому счету, мы были красивой парой. Не красивой в эталонном смысле, а красивой по созвучию. Какая-то органическая химия, понимаете? Такое невозможно подстроить. Дело не в сексе.
Сам в шоке, что такое сказал. Просто… Как будто у тебя не было руки. Или двух рук. Или ноги. Ай, блин! Чего-то очень важного у тебя не было, а потом – хоп! – и появилось. Ты радуешься, конечно, но внутри понимаешь – если это важное с тобой недолго пробудет и исчезнет, а ты вернешься к старой жизни без важного, то жить ты, в общем-то, сможешь. А вот если это важное пробудет с тобой долго и ты его как следует расчухаешь, а оно потом пропадет – всё, жопа. Пробовали проиграть вальс Мендельсона задом наперед, в обратную сторону? Попробуйте. Потому что примерно так эта жопа и звучит. В этой забегаловке мы с Ангелом попали как бы в момент истины. Я на послетрансовых отходосах жутко чувствительный и прямо считал ее эмоциональный фон. И свой честно диагностировал. Я сидел, держал Ангела за руку и думал: «Если я не буду холоден с ней по дороге в Петербург, то не смогу бросить ее в Петербурге, а если я не смогу бросить ее в Петербурге, я никогда не смогу ее бросить. А если она когда-нибудь бросит меня, я умру».
О чем думала Ангел, я догадывался. «Он кошмарно себя вел, а я его все равно люблю. Я как собака. Безусловная любовь, и все такое. По-твоему, это нормально, Ангелина? Он тебя бросит. Метамодернист чертов. А ты будешь блевать две недели, а потом забухаешь и будешь трахаться со всякой сволочью. Надо ему не давать. Надо смотреть на него как на говно. Надо вытащить руку из его руки. Медленно вытащить или резко? С чего бы резко? Он ведь не знает, о чем я думаю. Или знает? Вроде бы он думает о том же самом. Это ненормально, что нам и во время ссоры друг с другом хорошо? Если вытащу резко, он решит, что я дура и истеричка. Господи, да какая разница, что он решит?! Интересно, у нас будет мальчик или девочка. Матвей или София? Стоп. Это что щас было?» То есть это не она подумала «Стоп. Это что сейчас было?». «Стоп. Это что сейчас было»? – подумал я. Моя рука в руке Ангела задрожала. Сейчас она высвободится. Катастрофа начинается не с бабочки, присевшей на башенный кран, катастрофа начинается вот с этого. С отдернутой руки. Когда ее тепло лежало в твоей ладони, а потом ушло, кануло, запропало в бесконечных тридцати сантиметрах. Бесконечность – это ведь не про световые годы, мили или там гектары. Это когда чуть-чуть не хватило, самую малость. Но, сука, хоть на звездолете лети – эту малость не покрыть. Ангел руку не убрала. Я уже не ел. И она не ела. Не потому, что мы съели, а потому что смотрели друг на друга. Такое иногда бывает – глаза сочатся красноречием. После трансухи такие моменты тяжело переживать, потому что сердце может крякнуть. Если честно, я гоню. Откуда мне знать, что там может крякнуть, если я такого никогда не переживал?
Первым заговорил Сева. Он тоже что-то там почувствовал своей невлюбленной душонкой и поэтому сначала вежливо кхекнул. Я посмотрел на Севу, как батя на невовремя забежавшего в спальню ребенка. Кхека оказалось достаточно, чтобы мы с Ангелом отвели глаза. Это было такое довольное отведение. Любит, подумал я. Любит, улыбнулась она. Дальше мы ели двуруко. Очень удобно, на самом деле. Бесплатный совет. Если жизнь кажется вам скучной и не хватает новизны – привяжите правую руку к туловищу и поживите так неделю. А потом отвяжите. Охренеете, каким чудесным станет этот мир.
Пока мы ели, Сева, уже все сметавший, кхекнул второй раз и говорит:
– Кхе… Как твоя рана, Олег?
– Нормуль. Органы не задеты.
– Понятно…
Он явно хотел спросить о другом, но почему-то менжевался. Мы с Ангелом переглянулись. Сева покраснел. Я отложил вилку и сказал в лоб:
– Спрашивай, Сева, не бойся.
– Вы бандиты? Как Бонни и Клайд?
Ангел посмотрела на Севу с улыбкой:
– С чего ты так решил?
– Не знаю. Ранение. Наличка. Что вы на Красной площади делали?
Я чуть не понес какую-то дичь, но вовремя прикусил язык. Ответила Ангел.
– Трахались.
У Севы брови на лоб метнулись.
– Зачем? Почему?
– Я ему в карты проиграла. Теперь должна трахнуться с ним на Красной площади и на Дворцовой. Карточный долг, сам понимаешь.
– Понимаю.
– Если хочешь, можешь поснимать нас на камеру и подрочить.
– Спасибо, обойдусь.
Я любовался Ангелом. Моя офигительная лгунья, думал я нежно. Сева ею тоже любовался. Но с легким ужасом. Он все меньше и меньше понимал, кого он, нахрен, везет в Петербург.
Загрузив в пасть третью порцию пельменей, я сложил пиво и заварное в кулек. Надо было довеять уже Бориску, потрындеть можно и в машине. Еда поправила мое состояние. Я чувствовал, как под повязкой зачесалось. Даже не просто зачесалось, а как бы зашевелились горячие черви. На мне все очень быстро заживает. Не так, конечно, как на Росомахе, но быстро. А Росомаха крутой. В смысле кинематографа я благодарен небу за фильм «Логан». Эпик без херни. Хью Джекман хорош. В список общепризнанных положительных качеств надо добавить «вдувабельность». Хью Джекман очень вдувабельный мужик. Райан Гослинг тоже хорош. И молодой Брэд Питт, когда Ахиллес. Это я с точки зрения женщин рассуждаю, не всегда же рассуждать с точки зрения мужчин. Всяко ведь большинство женщин хотели бы, чтобы эти чуваки им вдули.
Но с телками как-то проще. Телки все вдувабельны, на мой вкус. Это устройство щелки виновато. Собирали когда-нибудь конструктор лего? Есть для дебилов, а есть очень сложные, хрен соберешь. Когда собираешь сложный, в конце обязательно останется деталька, которую некуда всунуть. Ты ползаешь на коленях вокруг замка, например, и никак не можешь найти нужное место. Это страшно бесит. Сюда присобачишь – не то, туда – лажа, а вон туда вообще ни к селу, ни к городу. А если вдруг находишь, это прямо кайф, будто ты Усэйна Болта обогнал. Так вот. Член – это такая деталька. Совать не пересовать его, пока правильную щелку отыщешь. Поэтому для потрахушек, то есть для поиска, любая щелка годится. Суй, не снимая сапог. Если не твоя – иди дальше. Если твоя – разуйся.
