вы не верите, что умрете? И я не верю. А в атомную войну? Всерьез? И я — нет! Это — не по нашей психике. Это — больше нас. Головки у нас слишком маленькие, чтоб это постигнуть. А кто постиг — того уж нет… И далеко не все умирают от старости. Ясно? Так что лучше оставьте свои страшные сны при себе. Для внутреннего, так сказать, пользования. И действуйте, как… — Он замолчал. И внезапно засмеялся. — А поступайте как хотите! Ведь это ни-чего-шеньки изменить не сможет!
Павел Сергеевич застегнул портфель, надел шляпу и, смущенно улыбнувшись, молча вышел. А потом все надолго затихло.
— Дьявол, — сказал я, качая в темноте головой. — Черт… Настоящий черт… с рожками и в галстуке на резинке.
Я вышел на свет. Алексей сидел на корточках и втирал в виски нашатырь. Запах резко ударил в мои ноздри, вызывая тошноту.
— Я, кажется, с ума схожу, — сообщил Тарлыков мельком.
— Не надо, — попросил я.
— Да я и сам знаю, что не надо, — вздохнул Тарлыков. — Да ведь ты же все слышал?.. Ну? А я еще сомневался, будто я его придумываю… Я же ведь о нем это написал… Андрей!
Он поднялся, достал из стола рукопись.
— Вот, — сказал Тарлыков. И лицо его мученически сморщилось. — Тут. Все. Прочитай. Тогда поймешь многое.
Я замялся, не зная, брать или уже не стоит? Алексей это понял по-своему.
— Не бойся! — сказал он тихим голосом. — Читай… Тебе я еще… доверяю.
Из документов, составленных или найденных впоследствии:
«…По предположительным данным, близ железнодорожной ветки в районе станции Астахово-Товарная была произведена с воздуха высадка вражеского немецко-фашистского десанта группой в количестве 4-х человек. Начато преследование.
Павел Сергеев для Двенадцатого. 7.IX.41 г.».
«…С большим и обстоятельным сообщением на пленарном заседании выступил почетный гость литературного музея-усадьбы Л. Я. Бореев. Он привел любопытнейшие факты, неизвестные ранее науке, относительно последнего периода жизни великого писателя и рассказал о своих продолжительных и задушевных беседах с ним. Л. Я. Бореев принял несколько приглашений, поступивших от ряда научных организаций и ведомств».
(Из информации, опубликованной в республиканской печати.)
«…А еще доводим до вашего сведения, что наш колхоз — перерожденец. Половина членов, являясь на самом деле скрытыми подкулачниками и вредителями, проводит подрывную работу, направленную на искривление непримиримой генеральной линии. Вести открытую агитацию они, правда, опасаются. И поэтому помалкивают. А их ударный труд одна сплошная видимость. Работают якобы за двоих, но чтобы только не разоблачили! А всех покрывает председатель Лука Федотыч Огольцов. Когда мы перед ним поставили вопрос разоблачить хотя бы часть вредителей, он нам без стеснения и нагло заявил, что лучше сам пойдет и никого из колхоза не отдаст. И кто бы нас самих поскорее разоблачил. И что таких, как мы, давно пора ставить к стенке. Из этих слов мы делаем правильный вывод: Огольцов законченный враг. И его надо раздавить как гниду.
Общественники села Яшкина Павел Прохожев, Антон Бореев, Павел Бореев. 10. VIII. 38 г.».
IV
…Бог позаботился, чтобы эта струна оставалась неизвестной, пока народ ее не будет готов. Тогда он избрал меня своим посланником, и я нашел эту страну, и она стала общим достоянием…
Редьярд Киплинг, XIX век
Конечно, сны вещь впечатляющая, но при всем уважении к потусторонней действительности я бы на месте Алексея Ивановича думал побольше и о том, как выкрутиться из положения, в какое мы попали по эту сторону… А положение, надо сказать, усложняется с каждым часом. Прежде всего, моя юмореска не достигла ожидаемого эффекта; более того, эффект был обратным. Уж не знаю, и как это случилось, с моей стороны, я уверен, не было допущено ни малейшего… И меня в чем бы то ни было заподозрить может разве… Ну не будем, впрочем, вдаваться в ненужные подробности, перейдем к делу. А дело было так. Наутро Валерий Иванович действительно развернул газету и нашел, по его словам, лишнее подтверждение тому, что редактора ни под каким предлогом и никогда нельзя отпускать…
— Провокация! — твердо сказал Валерий Иванович, едва я, по его звонку, переступил порог. — Ты понимаешь это, понимаешь?..
Ну, я не буду пересказывать все, что услышал в свой адрес: Валерий Иванович любит заковыристые слова типа «провокация». Важно другое: Хицко не выдвигал решительных формулировок относительно меня. (А впрочем, что он выдвинет? Все старо в этом мире, как сам мир…) И второй пункт: он очень дотошно интересовался Алексеем Ивановичем. Как, почему, кто родители, нет ли судимых, откуда пошел слух… Многие подробности я, разумеется, не знал. Но по последнему пункту, кажется, сумел его переубедить… Я разливался соловьем! Ведь совершенно ерундовый случай, кто бы знал, зачем же придавать такое значение… Чисто медицинский казус — и не больше. Психотерапия, так сказать. Что? Не знаете? Ну, вот: хотел психологически воздействовать… Резко. Клин клином. А получился непредсказуемый результат… Но кто мог предполагать, что Анисья Лукьяновна примется после этого рассказывать с утроенной энергией? Да еще и ссылаясь на авторитетное мнение яшкинского директора! Кто мог такое вообразить даже?!
И Валерий Иванович отпустил меня с миром. Но на этом, однако, неприятности не кончились. Только я из райкома — и чуть не нос к носу: Авдеев. С ним старичок давешний, с руками-кувалдами…
Коля дурачок, конечно, но свое дело знает крепко: нюх у него, какого поискать.
— Знаешь, это кто? — для начала кивнул Коля на старичка.
— Кто? — растерялся я.
— Да это ж знаменитый бандит Пашка Палач! А в войну он был правой рукой у Прохожева!
И дальше Коля рассказал, что никаких документов, подтверждающих, будто Прохожев оговаривал людей в известные годы, а потом браконьерствовал, брал взятки и шантажировал, нет и быть не может. Оказывается, Павел Сергеевич кристальной честности человек. И на каждый случай у него имеется справка.
Выясняется, что и увозили Павла Сергеевича с вечера воспоминаний не на служебной машине, а на «Скорой помощи». Диагноз: предынфарктное состояние. Ого-го! «Да какой там инфаркт?! — перебил я Колю. — Я же Прохожева на следующий день видал: здоров, аки бык…» Коля не стал меня слушать… Коля отвел меня еще дальше и сказал: «Старик? Ты ослеп? Не понимаешь? Шью-ют! А когда шьют — что важнее, как было или как документ свидетельствует?»
И последнее, чем меня Коля вообще пригвоздил: изо всех мест идут известия, что юмореску мою восприняли в буквальном смысле… То есть извращенно! То есть поняли чуть ли не как
