Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Отца», ушла в песок интеллектуальной пустыни. (26, 107)
148
Наш интеллект создал новый мир, господствующий в природе, и населил его чудовищными машинами, эти машины, без сомнения, оказались полезными, и настолько, что мы не видим возможности избавиться от них и своего раболепия перед ними. Человек вынужден следовать рискованным наущениям своего научного и изобретательского разума и восхищаться собой за свои великолепные достижения. В то же время его гений демонстрирует опасную тенденцию к изобретению вещей, которые становятся все более и более угрожающими, так как представляют все лучшие способы коллективного самоубийства. (26, 114)
149
Бесспорно, интеллект полезен в своей области, но вне ее он превращается в подобие шарлатана-фокусника, особенно когда пытается манипулировать ценностями. (1, 45)
150
Наш интеллект неслыханно обогатился вместе с разрушением нашего духовного дома. (4, 107)
151
Пусть никто не делает вида, будто он понимает мир из одного интеллекта: это понимание осуществляется настолько же и при помощи чувства. Поэтому суждение интеллекта составляет в лучшем случае лишь половину истины и должно, если только оно честно, дойти до признания своей неудовлетворительности. (18, 594)
152
Природа не настолько расточительна в своих дарах, чтобы наделять одновременно и высоким интеллектом, и дарами сердца. Где есть одно, обычно отсутствует другое, а совершенствование одной способности происходит за счет другой. Особенно болезненным является поэтому расхождение интеллекта и чувства, они плохо переносят друг друга, о чем говорит нам опыт. (3, 157)
153
Интеллектуальная формулировка становится важной только тогда, когда грозит исчезнуть память о первоначальном ощущении или когда его иррациональность представляется сознанию непостижимой. Формулировка имеет только вспомогательное, а не основное значение. (2, 560)
154
Я понимаю потребность в удобстве, глубоко заложенную в человеке, но я не понимаю, почему истина должна склоняться перед этой потребностью. Я понимаю также, что эстетически было бы гораздо удовлетворительнее, если бы можно было, минуя парадоксальность взаимно противоречащих объяснений, свести психический процесс к какой-нибудь, возможно, более простой инстинктивной основе и успокоиться на этом, или же приписать психическому процессу какую-нибудь метафизическую цель спасения и успокоиться на этой надежде. Но, что бы мы ни стремились исследовать с помощью нашего интеллекта, все приведет в конце концов к парадоксальности и относительности, если только это исследование будет честным трудом, а не petitio principii (ошибка в доказательстве), служащая лишь простому удобству. Что интеллектуальное познание психического процесса неизбежно должно повести к парадоксу и относительности, это достоверно уже потому, что интеллект есть лишь одна из различных психических функций, данная от природы человеку для построения его объективных образов. (18, 593)
155
Наша «цивилизация», однако, оказалась весьма сомнительной затеей, явно отклонившейся от возвышенных идеалов христианства; вследствие этого проекции в значительной мере отделились от божественных фигур и по необходимости разместились в сфере человеческого. Это и понятно; ибо «просвеченный» интеллект не в состоянии вообразить себе что-либо большее, чем человек, – кроме разве что фальшивых богов с тоталитарными претензиями, именующих себя «Государство» либо «Фюрер». (21, 175)
156
Каким бы прекрасным и совершенным человек ни считал свой разум, но он должен также знать, что разум – всего лишь одна из возможных духовных функций и что разумом охватывается только одна сторона феноменов мира, соответствующих ему. Во все стороны от нас лежит иррациональное, несогласуемое с разумом. И это иррациональное является также психической функцией, как раз коллективным бессознательным, в то время как разум связан главным образом с сознанием. Сознание должно иметь разум лишь для того, чтобы в хаосе неупорядоченных единичных случаев и фактов мирового целого открывать порядок и затем воссоздавать его, по крайней мере в той области, в какой это подвластно человеку. Мы имеем похвальное и полезное стремление истребить и искоренить по мере сил этот хаос иррационального в нас самих и вне нас. В этом процессе мы, как нам кажется, достаточно преуспели. Один душевнобольной как-то сказал мне: «Господин доктор, сегодня ночью я продезинфицировал сулемой все небо и не обнаружил при этом никакого Бога». Нечто подобное случилось и с нами. (5, 301)
157
Опыт медицины показывает, что бессознательное действительно приводится в действие компенсирующей тенденцией, по крайней мере у нормальных индивидов. Что касается патологии, то я верю, что мне приходилось наблюдать случаи, в которых тенденция бессознательного могла рассматриваться, по всем человеческим меркам, как исключительно разрушительная. Но вполне логичным может быть предположение, что саморазрушение того, что является безнадежно неэффективным или злым, следует понимать в более высоком смысле – как еще одну попытку компенсации. Есть убийцы, которые считают свою казнь заслуженным наказанием, и есть самоубийцы, которые с восторгом принимают смерть. (2, 139)
158
Когда человек больше не знает, чем живет его душа, потенциал бессознательного увеличивается и занимает господствующие позиции. Человеком овладевают страсти, а иллюзорные цели, занявшие место вечных образов, разжигают его жадность. В нем поселяется хищник, который скоро заставляет его забыть о том, что он является человеческим существом. Животные страсти подавляют любую мысль, которая может стать на пути детской жажды исполнения желаний, и вселяют в него чувство новообретенного права на существование, опьяняя стремлением к грабежу и кровопролитию. (2, 372)
159
Достоинства разума неоспоримы, но временами мы все же должны спросить себя, достаточно ли нам известно о предназначении того или иного индивида, чтобы мы могли давать удачные советы при любых обстоятельствах? Конечно, надо действовать согласно убеждениям, но так ли уж мы уверены, что наши убеждения соответствуют тому, что будет лучше для других? Весьма часто мы не знаем, что лучше для нас самих, и в последующие годы бываем от души благодарны Богу, если он отвратил нас от «разумности» прежних наших планов. Критикам легко говорить задним числом: «Но ведь это была не та разумность!» Кто в состоянии безошибочно знать, той ли разумностью, которая нужна, он обладает? Более того, не является ли неотъемлемой частью подлинного умения жить способность, наперекор всякой разумности и уместности, иногда включать неразумное и неподобающее в рамки сферы возможного? (21, 201)
160
В теории человеческий разум в силах удержаться от таких адских экспериментов, как деление ядра, исключительно по причине их опасности. Но страх зла, которое каждый человек никогда не замечает в себе, зато всегда видит в другом, каждый раз побеждает разум, хотя любому ясно, что применение этого оружия неизбежно означает конец человеческого мира в его нынешней форме. Страх перед всеобщим уничтожением может уберечь нас от наихудшего варианта, но его возможность будет, тем не менее, висеть над нами, подобно черному облаку, до тех пор, пока не будет переброшен мост через расколовшую весь мир
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
