контрабанды, которую не могли уничтожить никакие «зачистки». Оружие, наркотики, красивые девицы — все это завозилось в Сумеречные земли через порт Терции. Светлая сторона меня требовала немедленно уничтожить всю партию, а разумная — припрятать до поры до времени, дабы «загнать» координаты тайника интересующимся лицам за пару сотен монет. Разумеется, я послушался той, что обещала мне больше денег. Стащив с трупа Вилберта заляпанный кровью плащ, я обернул в него рюкзак, срезал с пояса контрабандиста кошелек (вот же старый лгунишка — в мешочке было несколько дюжин монет), и потащил «груз» к ближайшему переломанному дереву. Тайников в своей жизни я сделал и вскрыл столько, что хватило бы на десятерых. Выкопав небольшую лунку, я закинул в нее рюкзак, присыпал землей, листвой, положил сверху толстую гнилую ветвь, после чего накидал веток поменьше. Отошел на десять шагов, на пятнадцать, на тридцать. Не видно. Сделав пометку в своем инфопланшете и, что было важнее, в своей памяти, я поправил карабин, проверил, не следит ли кто за мной, и отправился на ферму. Рабочий день подходил к концу.
Ферма Кьяры мало походила на классические фермы — скорее это был средних размеров агрокомплекс с несколькими улицами, окруженными самыми разнообразными строениями: складами, гаражами, ангарами, силосными башнями и еще черт знает чем, давно потерявшим название и хоть какие-то признаки, пригодные для идентификации. Сейчас, поздней осенью, на ферме было очень тихо — только рядом с башнями играла противная музыка, которую любил слушать муж Кьяры — старик Сизар. Самого его не было видно — похоже, он опять задремал на стульчике за поленницами. Сизар любил это место — там его не замечала жена. Зная характер старухи, я его понимал.
Мое жилище располагалось в северной части поселения. Это была небольшая мастерская по ремонту сельскохозяйственного оборудования, в одном закутке которой мне выделили комнатку два на два метра, окнами выходившую на присыпанную соломой крышку гигантского септика. Лучше вида из окна и придумать нельзя.
К своему удивлению, по прибытии я обнаружил у ворот мастерской не очередной мини-трактор, а бронемобиль гвардии барона, на капоте которого сидел, затянувшись самокруткой, Астор.
— Ты бы еще неделю бы бродил по этим полям проклятым! — едва заметив меня, принялся ворчать он. — Я уже примерз задницей к металлу.
— Так ты не сиди на холодном, — покачал я головой. — Если я вам так нужен, могли бы и за мной поехать, подвезли бы хоть.
— Я пытался! — всплеснул руками Астор. — Но старая дура запретила нам ездить по полям! Так что нам пришлось сидеть здесь.
— Зачем приехали-то?
— Тебя в твоей коморке ждут. Я бы на твоем месте поторопился. И! — поднял гвардеец палец, заметив, как я потянулся к кобуре. — Без фокусов. Все тихо и мирно. Если что, я тебя под руинами этого сарая похороню.
Астор кивнул в сторону пушки бронемобиля. Серьезный аргумент. Делать нечего — утопив ладони в карманах, я поднялся по металлической лестнице наверх. В комнате меня ждала, закинув ногу на ногу, Энн. Черт!
— И что тебе от меня нужно?
— Привет, Марв, — улыбнулась девушка. Надо признать, лекари барона хорошо постарались — шрамов на ее лице практически не было видно. — Я к тебе.
— Я заметил, — фыркнул я, и повесил куртку на вешалку, которая кое-как держалась на одном ржавом саморезе. — Если хотела сделать сюрприз, то стоило бы приехать инкогнито, а не на броневике. Как тебя вообще из дома-то выпускают?
Энн по-детски высунула язык.
— А как же «Как ваше самочувствие, миледи»? Где твои манеры⁈
— Там же, где и восемь идиотов, решивших тебя убить. Нашли их?
— Ма-а-а-а-арв! — протянула Энн, вперившись в меня взглядом.
— Хорошо, как ты себя чувствуешь?
— Неплохо. Лекари обещают, что особых следов не останется, хотя мне порой кажется, что с этими шрамами даже красивей выходит. Опасная дама из темных закоулков города, хи-хи!
— Только не рассказывай никому, кто тебя защищал, когда ты их получила, — у меня было достаточно противное настроение — все события в моей жизни, связанные с семейкой Айзенэрцев, не приводили ни к чему хорошему. — Так чего ты хочешь?
— Чтобы ты не валял дурака в этой деревне, а взял судьбу в руки и вернулся на нормальную работу.
— Это на какую, позволь спросить? — я сел на качающийся табурет и, стараясь сохранить равновесие, оперся на стол, на котором уже стояли пакеты с контейнерами. Когда я уходил, их не было. Заметив мое любопытство, Энн сказала:
— Вот тебе тут приготовили еды немного, а то ты все на тушенке да на тушенке. Я же помню, что тебе понравилось в прошлый раз. Остыла уже, конечно, но ты сам виноват — болтался по полям несколько часов.
— Это моя работа, — пожал я плечами. Подступающий голод требовал, чтобы я немедленно вскрыл пакеты и насладился изысканной замковой кухней. Но я не мог отвлекаться, не выяснив намерений девушки. Я задал ей этот вопрос в третий раз.
— Хочу, чтобы ты снова меня охранял. Я походила месяц с гвардейцами… Это ужас. Туда нельзя, то нельзя, «милорд заругается». Обращаются со мной, как с ребенком!
— Ты и есть ребенок, — заметил я и тут же понял, как ошибся — на меня обрушился град гнева.
— Ребенок⁈ Как позволить мне заниматься, чем хочу, так я ребенок! А как сидеть на собраниях душных и корчить мину кислую, так «Энн, ты член нашей семьи, рода Айзенэрцев, веди себя достойно», — стоило признать, пародировала она барона отменно. — И ты туда же⁈ Как меня к себе в клоповник водить, так не ребенок, а как тут…
— Расставим все точки над «и». Я с тобой там ничего не делал, что бы там ни напридумывал себе твой братишка.
Энн поморщилась.
— А то я не знаю. У него с дядюшкой вообще напряженные отношения стали. Как Мацей говорит, все из-за меня.
— Это из-за того, что он дал тебе в прикрытие двух человек и жалкую тележку?
— Не только, — такой хмурой я Энн еще никогда не видел, даже тогда, когда ее везли в замок объясняться насчет побега к контрабандистам. — Просто… Что-то нехорошее грядет.
— Есть какие-то причины?
— Предчувствие скорее… В общем, я поговорила с дядюшкой, и он вроде как согласен на тебя. И более того, настаивает на этом.
