вломились внутрь и увидели, как ее тело все еще дрожит в ведьминой колыбели[4].
Однако Норман Хартли видел в Монкс-Холлоу обычный тихий городок, где можно найти уединение, немыслимое в Нью-Йорке. Там в его мастерскую постоянно вваливались дружки-повесы, и, вместо того чтобы трудиться над картинами, Хартли был вынужден шляться по ночным клубам.
Это не шло на пользу работе. Поэтому он снял старинный дом с мансардной крышей в двух милях от городка, чувствуя, что здесь к нему вернется вдохновение, благодаря которому его картины стали знамениты.
Но ему не давал покоя Ведьмин камень.
Это была грубо отесанная серая глыба, около трех футов в высоту и двух в ширину, стоявшая в цветнике за домом. Всякий раз, когда Хартли видел ее за окном, его художественному чувству наносилось оскорбление.
Добсон, смотритель дома, пытался прикрыть камень цветами, рассадил рядом с ним ползучие растения, но почва, по-видимому, оказалась бесплодной. Ведьмин камень окружала голая коричневая земля, где не росли даже сорняки.
Добсон говорил, что это все из-за Персис Уинторп, но Добсон был суеверным болваном.
Камень мозолил глаза Хартли независимо от того, лежала под ним Персис Уинторп или нет. Красочный сад не притягивал взора, в отличие от пустого участка, где стояла глыба. Хартли, с религиозным рвением служивший красоте, испытывал крайнее раздражение от одного взгляда на Ведьмин камень. В конце концов он приказал Добсону убрать его. Морщинистое загорелое лицо старого смотрителя тут же исполнилось тревоги. Он пошаркал по полу деревянной ногой и высказал возражения.
– От него нет вреда, – заметил он, косо глядя на Хартли водянистыми голубыми глазами. – К тому же это в своем роде памятник.
– Послушайте! – Хартли вскипел без видимой причины. – Я здесь съемщик и имею право убрать камень, если он мне не нравится. А он мне не нравится – все равно что большое зеленое пятно на закате. Из-за него сад теряет симметрию. Вы что, боитесь к нему прикасаться?
Хартли фыркнул, его худое, задумчивое лицо залилось краской.
– Мне говорили, что старая Персис, когда ее топили в пруду, прокляла Монкс-Холлоу. К слову, утопить ее так и не смогли, что немудрено, учитывая, какой у нее был папаша… как-то ночью он явился с Северных болот и…
– Ох, бога ради!.. – брезгливо перебил Хартли. – Хотите сказать, она вылезет из могилы, если убрать камень, да?
– Не говорите так, мистер Хартли, – затаив дыхание, ответил Добсон. – Всем известно, что Персис Уинторп была ведьмой. Когда она жила в этом доме, тут такие ужасы творились!
Хартли отвернулся. Они были в саду, и художник отошел, чтобы лучше рассмотреть камень.
На нем были причудливые отметины, очевидно высеченные дилетантом. Грубые символы чем-то напоминали арабскую вязь, но Хартли не мог понять, что они означают. Он услышал, как Добсон ковыляет к нему.
– Он говорил – мой дед то бишь, – что, пока ее топили, пришлось отослать подальше всех женщин. Персис выбралась из воды, вся зеленая и скользкая, изрыгая проклятия, обращенные к каким-то нечистым богам…
Хартли насторожился, услышав звук мотора. Из-за поворота появился грузовик. Художник оглянулся на Ведьмин камень и бегом бросился к дороге. За его спиной Добсон продолжал бормотать что-то о таинственном отце Персис Уинторп.
Машина была загружена гравием. Хартли помахал водителю и, когда грузовик остановился, запрыгнул на подножку.
– Ребята, для вас есть работенка, – сказал он двоим рабочим. – Нужно вывезти из сада большую каменюку, но мне одному это не под силу. – Он достал кошелек. – Дело минутное.
Водитель, небритый ирландец с бычьей шеей, вопросительно посмотрел на своего приятеля и после короткой переглядки улыбнулся Хартли:
– Не вопрос, дружище. Рады будем помочь.
– Отлично, – ответил Хартли и добавил как бы про себя: – Можно куда-нибудь под куст бросить, лишь бы с глаз долой.
Вечером Хартли хмурился у окна. Из-за гор уже поднималась луна, но в саду все равно было темно. Художнику вдруг почудилось, что в этом мглистом черном море что-то движется. Монотонно стрекотали цикады, и Хартли по какой-то неведомой причине занервничал. Снизу доносились стук и шарканье – Добсон кашеварил на кухне.
Нужно сказать Добсону, чтобы он прикрыл чем-нибудь голое пятно в саду. Теперь, когда камень был убран, оно стало еще заметнее, и даже в сумерках Хартли казалось, что место, где стоял камень, темнее окружавшей его земли.
Что говорилось в старой легенде? Охваченный паникой Добсон рассказывал ее, пока рабочие поднимали камень, упрашивал вернуть его на место, умолял передумать. Легенда намекала на то, что Персис Уинторп якшалась с жуткими чудищами из Северных болот, в первую очередь с лягушкоподобным созданием, своим отцом – демоном, которому, по словам Добсона, давным-давно поклонялись индейцы.
Горожане не смогли убить Персис, но с помощью заклинаний развеяли злые чары и запечатали ее могилу словами силы – теми, что были выбиты на Ведьмином камне. Так утверждал смотритель, чье лицо превратилось в коричневую морщинистую маску ужаса.
В Монкс-Холлоу говорят, рассказывал он дрожащим шепотом, что в могиле Персис преобразилась и стала похожа на своего неведомого отца. И теперь, когда Хартли убрал Ведьмин камень…
Хартли закурил, вглядываясь в таинственный сумрак сада. Либо Добсон был не в себе, либо его интерес к голому пятну в саду имел какое-то логическое обоснование. Что, если…
Художника вдруг осенило, и он усмехнулся. Конечно! Как он раньше не догадался? Добсон был скупердяем – Хартли не раз убеждался в этом – и наверняка зарыл под Ведьминым камнем свои накопления. Где еще прятать их, как не в могиле печально известной ведьмы, куда не сунется суеверная деревенщина?
Что ж, поделом старику, злобно подумал Хартли. Решил запугать хозяина дурацким рассказом про ведьму, которая якобы еще жива…
Тут Хартли вскрикнул и уставился в окно. В саду кто-то копошился – виднелась чья-то темная тень. Он не мог различить ее очертаний, но тень медленно двигалась к дому.
Внезапно он понял, что уже давно не слышал Добсона. Деревянная нога больше не стучала по кухонному полу. Догадка заставила Хартли ухмыльнуться; он даже подумал, не распахнуть ли окно, чтобы окликнуть смотрителя. Господи боже! Неужели старик испугался, что Хартли присвоит его жалкие гроши?
Хартли напомнил себе, что Добсон – старик с причудами, но тем не менее почувствовал слабое раздражение.
Черная тень приближалась. Хартли напряг глаза, но смог различить лишь смутный, удивительно приземистый силуэт. На миг он подумал, что Добсон совсем спятил и принялся ползать на четвереньках.
Тень юркнула к дому и скрылась под подоконником. Хартли пожал плечами, затушил сигарету и взял книгу, которую читал.
Подсознательно он, должно быть, ждал
