Они знают, к кому сажать, на это у них профессиональное чутьё. На Севере придёшь в ресторан даже в середине вечера – полно свободных мест, но столиков свободных уже нет. За столиками для четверых сидят две местные девочки, часто, кстати, вовсе не молодые. Здесь свободно, спросишь. Занято, отвечают они, не глядя. Как будто не глядя: на самом деле, они тебя, ещё когда ты в дверях стоял, вычислили. Иные, бывает, весь вечер просидят так одни – с официантками у них, видно, уговор: те никого к ним не подсаживают. Гражданские им не интересны, они ждут офицеров, которые за них заплатят, и с которыми они уйдут…
Действительно, подвели пару и к столику Людмилы и Игоря.
– Мы не на Севере, – тихо сказала девушка, приглашая пришедших, молодую пару, сесть.
С появлением соседей их разговор за столиком совсем прекратился.
– Может, уже пойдём? – шепнул Игорь.
Люда пожала плечами, потом кивнула, соглашаясь. На улице она достала из сумочки носовой платок:
– Я должна высморкаться. Прости, если получится не совсем музыкально.
– Наверное, я очень отвык от большого города, – виновато посетовал Игорь, – мне привычнее в нашей северной глуши.
– Это бросается в глаза. А я люблю большие города, где можно потеряться.
– Да, бытует такое мнение. Но потеряться можно и в наших маленьких городках – и даже против собственного желания. Я знаю много таких, которые потерялись.
Они проходили мимо станции метро.
– Может, уже домой поедем? – неожиданно предложила Люда. – Холодно.
До этого они намеревались после кафе с часик погулять, но, видно, девушку соблазнила волна тёплого воздуха, дошедшая до них из метро. Игорь подумал об этом и не стал возражать. Через полчаса они уже стояли перед её парадной.
– Я позвоню тебе завтра, – сказала Люда.
– Что можно сказать по телефону! – полный усталого скепсиса промолвил Игорь.
– Ты не хочешь, чтоб я звонила?
– Почему – звони. Но я не смогу сказать тебе по телефону то, что сказал бы при встрече. У нас дома всегда кто-нибудь есть: слушают разговоры, потом обсуждают услышанное. Я это не люблю и, когда мне нужно позвонить кому-то и сказать что-то важное, иду звонить на улицу. Или вынужден говорить шёпотом.
– Всё же я позвоню.
Они расстались.
Люда позвонила на следующий день утром.
– Я заболела, – бодрым голосом сообщила она. – Видно, наша прогулка опять вышла мне боком. Сейчас накуплю лекарств, обложусь ими и буду болеть.
– Если тебе нельзя выходить на улицу, я мог бы сходить в аптеку и принести лекарства.
– Спасибо. Нет, я сама схожу или попрошу кого-нибудь из наших, это недалеко.
– Не хочешь меня видеть?
– Почему ты так говоришь? Не надо. Я позвоню сегодня вечером. Когда бы?
Дались ей эти звонки! Не решается, видно, резко порвать и устраивает так называемые «долгие» проводы. У Игоря появилось ощущение, что они оба присутствуют при его кончине: девушка дала умирающему руку и теперь не может её отобрать, вынуждена ждать последнего вздоха – таков ритуал, нарушить который грех.
– Так когда же позвонить? Что ты молчишь? – переспросила Люда.
– Извини, я думал о другом. Когда позвонить? Попозже, наверное, часов в десять.
– Это же поздно!
– Ты не можешь?
– Нет, могу. До вечера.
Игорь положил трубку. Из кухни вышла его мать.
– Игорёша, почему ты попросил её звонить так поздно? Вы могли бы встретиться, погулять.
– Нас же сегодня в гости ждут! – напомнил Игорь о приглашении на вечер в семью дальних родственников.
– Ах да, совсем забыла.
– И, кроме того, она заболела. Говорит, что заболела.
Мать не уходила, подошла ближе и положила руку ему на плечо.
– Ты ей нравишься?
– Кому? Людмиле? Не знаю, – уклончиво сказал Игорь.
– Это же сразу видно!
Кому видно, а кому и нет, усмехнулся он мысленно, он-так ничего не видит, а что видит, в том сомневается. Как они, однако, похожи с тем журналистом на Севере!
– Я не знаю! – повторил он с нажимом. – Ты, кажется, хочешь от меня избавиться? А что, если я хочу остаться с вами, с тобой и с папой?
– Мы с папой не вечны. Я бы хотела, чтоб ты женился на хорошей девушке. Вера Николаевна говорит, что Людочка из очень хорошей семьи.
Игорь деланно рассмеялся.
– Ты смеёшься, а пора бы тебе уже быть серьёзным. Скажи… Что за женщина есть у тебя на Севере? – спросила вдруг мать.
– Какая женщина? – Игорь сразу подумал о Тане.
– Не придуривайся, знаешь, какая.
Эта легенда о «женщине на Севере» родилась несколько месяцев назад. Мать спросила тогда, есть ли у него кто-нибудь там. Наверное, её беспокоило то, что сын, не похожий на других молодых людей, ведёт жизнь отшельника, и мать жалела его. Чтобы её не тревожить и не давать повода для жалости, Игорь и придумал эту ложь, для материнского и отчасти для своего собственного покоя, а для достоверности наделил «женщину» чертами одной смазливой горничной в гостинице.
– Я боюсь, это она сбивает тебя, – продолжала мать. – Пора тебе подумать о чём-то более основательном. Папа тоже так считает.
Игорь подумал о Тане и ответил не сразу:
– Ладно, ещё успею.
Он поехал вместе с родными в гости, но рано ушёл из гостей и в одиночестве гулял по городу. Он думал о последнем телефонном разговоре с Людмилой и наслаждался мыслью о том, что та, может быть, хотела встретиться с ним, а он как будто упрямо избегал её. Может, сейчас она мучается, желая видеть его и не решаясь обнаружить перед ним это желание? Пусть помучается…
«Ах, боже мой, какой бред, какой бред в твоей голове! – сказал какой-то другой человек в нём. – Это ты думал бы так! Ты мучился! Для неё же подобных трудностей не существует, для неё всё это дикость, просто дикость, даже не высокая материя». Возразить на это было нечего.
Не торопясь и время от времени поглядывая на часы, он прошёлся по городу, посидел в кафе. Время шло быстро, как раз так, как ему хотелось. Только к десяти вечера он оказался дома. Домашние ещё раньше вернулись из гостей.
Людмила позвонила в половине одиннадцатого. Игорь был демонстративно сдержан, немногословен, в сдержанности его читался молчаливый укор в её адрес: он, мол, сделал всё, что мог, и не его вина, что всё так нескладно у них получается.
– Ты завтра уезжаешь, – сказала Люда.
Это был не вопрос, а констатация факта, который поэтому не требовалось подтверждать. Поэтому Игорь промолчал.
– Наверное, мы уже не сможем встретиться. – И это был не вопрос, а утверждение, в котором, к тому же, не слышно было и
