Если бы он узнал, что ты украла что-то у мастера Вэя из какого-то каприза…
– И вовсе не из каприза, – перебила Эмма. – Для меня это письмо тоже очень важно. – Шаожань пришел в некоторое замешательство и слегка нахмурился, однако дал ей договорить. – Я знала того, кто его написал.
В изумлении парень широко открыл глаза.
– Ты знала английского детектива? Шерлока Холмса?
Она кивнула, горделиво распрямляя плечи, и принялась одергивать рукава платья, стремясь привлечь к себе внимание, как несколько минут назад это делал Шаожань. На мраморный пол холла просыпалось немного песка. Эмма предпочла не заметить этой детали.
– Я входила в «Сыщики с Бейкер-стрит». И была одним из самых старых его членов.
Судя по всему, ее способности уличной воровки не слишком впечатлили парня, однако это известие, без сомнения, возымело нужный эффект. Очень медленно Шаожань кивнул.
– Ладно, но только я не имею ни малейшего понятия, что это должно означать.
Эмма смиренно подавила глубокий вздох.
– Я на него работала, то есть работали все мы – мои друзья и я. Мы приносили ему разные слухи и сплетни, собирая их по всему городу.
Шаожань не казался сильно впечатленным полученным пояснением.
– Слушай, я уже понял, что ты была с ним знакома, и понял, что ты удивилась, увидев эти письма в доме учителя, но ты ведь просто могла об этом сказать. Ну, не знаю, например так: «Эй, Шаожань, знаешь что, а ведь письма-то эти написал мой шеф! Я была членом отряда писчиков с Бейкер-стрит».
– Сыщиков, – поправила она.
– Да без разницы. Мастер Вэй наверняка поведал бы тебе о нем. Точнее сказать, даже с превеликим удовольствием это бы сделал. И тебе не потребовалось бы ничего брать у него без разрешения.
Но именно это Эмма всегда и делала – брала вещи, не спрашивая на то ничьего разрешения. Только так можно было добыть хоть сколько-нибудь стоящую информацию. Мастер Вэй рассказал бы ей только о том, что сам захотел бы поведать, ни больше ни меньше. А прочитав письмо, она узнала, что и мастер когда-то был сыщиком. Но никому же из них не пришло в голову об этом даже упомянуть, пока они сидели у него в гостях и пили чай. Разумеется, она не стала ни о чем подобном говорить Шаожаню. Хотя то, что она сказала, отчасти тоже было правдой.
– Я не знала, в какой степени я могла вам доверять, ведь Шерлок водил знакомство и с разными опасными людьми.
– Об этом я слышал.
Первый раз за все время этого разговора голос Шаожаня прозвучал не столь враждебно. Эмма сделала вывод, что новости добрались и до Шанхая.
– Вы ведь уже слышали, да? – спросила она. – Что Шерлок Холмс погиб?
Шаожань подтвердил ее догадку.
– Британские газеты перепечатываются здесь с опозданием всего в один день, так что мы не слишком отстаем от новостей. Учитель очень горевал по поводу этой утраты. Они давно уже писали друг другу не чаще раза или двух в год, но Холмса он любил. И он до сих пор ломает голову, что привело Холмса к этому водопаду и кого он преследовал.
Теперь Эмма почувствовала еще бóльшие угрызения совести оттого, что лишила мастера Вэя письма его старинного друга. Но ее вдруг осенило: она поняла, как сможет загладить свой дурной поступок и заодно попытаться убедить Шаожаня, что ей можно доверять. Единственное, что ей удавалось так же хорошо, как воровать, – это снабжать информацией тех, кто в ней нуждается.
– Так, значит, вы не знаете, кто погиб вместе с ним?
Шаожань сначала отрицательно покачал головой, а потом с внезапно проснувшимся интересом поднял на нее глаза.
– В газетах писали о некоем преступнике, по следам которого он отправился в Швейцарию, однако имя его не раскрывалось.
В голосе его слышалось нетерпение, как будто он страстно желал получить от Эммы подтверждение того, о чем уже подозревал, но не решался озвучить свои догадки.
– Шерлок называет это имя в своем письме, – сказала она. Как раз это обстоятельство более всего и поразило ее, когда она читала текст: тот человек существовал в переписке Шерлока Холмса двенадцатилетней давности. – Профессор…
– Мориарти, – закончил за нее обескураженный Шаожань. – А ты точно знаешь? Уверена в том, что это именно он?
Эмма кивнула, удивившись такой реакции парня.
– Совершенно уверена. Это не попало в газеты, но некто из близкого круга Шерлока Холмса подтвердил это одному из моих друзей: тот, кого он преследовал, – это Джеймс Мориарти, главарь преступного мира. И оба они погибли, упав со скалы в водопад.
Шаожань что-то громко сказал по-шанхайски, обращаясь к горничной, которая ставила свежие розы в огромные вазоны при входе. Та немедленно направилась к стойке регистрации. Шаожань покинул свое место, обогнул стойку и подошел к Эмме.
– Послушай, – сказал он ей, переходя на английский. – Возможно, я еще и поверю в твои слова и даже может так случиться, что снова стану тебе доверять… Но мне нужно, чтобы ты прямо сейчас пошла со мной в одно место.
XIV
Бат, сентябрь 1881 года
Дорогой друг,
надеюсь, что это письмо застанет тебя в добром здравии и что воды Богемии оказали на тебя более благотворное воздействие, чем таковые на английских курортах.
Хотя я вполне отдаю себе отчет в том, что твое благополучие обладает первостепенным приоритетом, все же я по сей день сожалею о твоем вынужденном отъезде. Мне же тем временем приходится доживать летний сезон в скучнейшем Бате без твоего присутствия, сопровождая матушку в художественные галереи и слушая как всяческие глупости из уст Шеррифорда (он начал ухаживать за одной юной леди, дочерью землевладельца из Йоркшира, и, судя по всему, просто не способен говорить ни о чем другом, спаси и сохрани нас Господь), так и бесцеремонные высказывания Майкрофта (по крайней мере хоть ему удалось вырваться из Бата в середине сезона, поскольку его срочно вызвали в Лондон).
Через пару недель и я собираюсь переселиться в Лондон. Теперь, когда с учебой покончено, никакого смысла оставаться в Кембридже для меня нет, как, с другой стороны, нет у меня и желания вернуться в поместье родителей. Как только устроюсь на новом месте, обязательно тебе сообщу новый адрес, чтобы мы и впредь могли поддерживать переписку.
Теперь относительно того, о чем ты писал в последнем письме… Мой досточтимый друг, тебе почти что удалось заставить меня умирать от зависти. Представь себе: сижу я за столом вместе с целой толпой скучнейших джентльменов, что лезут из кожи вон, поддерживая беседу на самые малозначительные темы, и читаю о твоих подозрениях относительно главаря преступного сообщества, который, похоже, тайно контролирует весь город Карловы Вары. Должен признаться, что никогда в жизни не слыхал я о Бизоньози, но эта фигура кажется мне поразительной. Владелец стекольной фабрики, ни больше ни меньше! Отныне никогда я уже не стану смотреть на бокал богемского хрусталя прежними глазами. Как бы мне хотелось оказаться там, с тобой, и заняться расследованием этого дела взамен того, чтобы быть втянутым в бесконечный водоворот званых ужинов, ланчей и официальных приемов.
По крайней мере я получил возможность хоть чем-то себя занять, изучая присланные тобой материалы. Буду честен с тобой: не сплю две ночи подряд от возбуждения. И да не отвратит тебя сей факт от того, чтобы держать меня в курсе твоих исследований, дорогой друг. Напротив! Мой мозг в застое начинает бунтовать, и единственное, чего я желаю, так это чтобы Лондон смог бросить мне больше интеллектуальных вызовов, чем Кембридж или Бат.
Напоследок сообщаю, что я крайне немного, или же ничего, не смог выяснить относительно двух британцев, которых ты упоминаешь в качестве тех, кто в эти дни появляется с Бизоньози в Карловых Варах. То, что мне удалось разузнать относительно Себастьяна Морана, вполне, по-видимому, согласуется с описанием этого человека, которое ты мне предоставил: начал карьеру в качестве военного, однако вскоре подал в отставку. Похоже, что в военных кругах пользуется дурной славой.
Ты наверняка помнишь полковника Фрейма? Он уже в отставке и обычно проводит в Бате каждое лето. Однажды нам довелось с ним побеседовать, когда мы с тобой присели отдохнуть на скамейку возле соборной площади. Он был тогда с женой и дочкой. (Какую я сказал глупость – разумеется, ты его помнишь, ты же всегда и все помнишь.) Ну так вот, полковник Фрейм служил вместе с Мораном и смог кое-что о его характере мне поведать: Себастьян Моран имел обыкновение с изрядной частотой, как только получал увольнительную,
