больших тараканов. Их тельца были чёрными и блестящими, глазные яблоки и крылья – белыми, и они лезли из-под земли с тревожной скоростью.
Глаза Инжир стали больше, чем когда-либо на памяти Милтона.
– Это Симфоничные Цикады, – сказала она. – Они выходят на поверхность.
– Лучше бы они этого не делали, – произнёс Милтон, содрогаясь. – Они делают так каждый год?
– Да, бо́льшую часть года они живут под землёй, а летом выходят наружу для спаривания, – ответила Инжир. – Они поднимались на поверхность два года назад, когда мы с мамой приехали, но мы не смогли по-настоящему увидеть их. Они питаются соком лозы Тайноявия, помнишь? Поэтому они всегда прячутся во множестве и множестве её слоёв. С тех пор как я здесь, Альваресы сумели поймать только две из них.
На поверхность выходило всё больше и больше чёрно-белых насекомых. Они наступали друг на друга, роем забираясь наверх, будто это была разновидность гонок для насекомых, а на вершине Дерева сладких солений их ждала золотая медаль.
– Это… отвратительно, – простонал Милтон, прижав одну руку к животу, а другую ко рту. – Совершенно отвратительно. Меня сейчас вырвет.
– Нам нужно поймать одну из них, – сказала Инжир. – Нам понадобятся все доказательства, которые мы сможем раздобыть.
Затем раздался ещё один странный звук.
На этот раз шум был похож не на треск земли и цокот, который издавали карабкавшиеся на дерево насекомые, а на звук сокращающихся мышц и деформирующихся мембран. Следом за этим звуком, напоминавшим пощипывание скрипичных струн, раздалось ещё больше таких же в точности звуков, доносившихся из разных мест на дереве. Милтону показалось, что насекомые готовятся что-то сделать. И он был на 99,99 % уверен: что бы это ни было, ему это не понравится.
Звуки возникали то тут, то там, то тут, то там, а затем внезапно заполнили собой всё пространство.
Теперь они раздавались не только с Дерева сладких солений, но и изнутри острова, где, должно быть, на поверхность выползали другие цикады. Звуки, очевидно, издавали насекомые: у них был тот писклявый, ноющий отголосок, свойственный им. Но в то же время это напоминало… песню.
Здесь была мелодия, приятная и звучащая на высоких нотах. Здесь была гармония, более низкая и медленная. Здесь были внезапные перебивки, напоминавшие ударные, и моменты, когда было слышно только одно насекомое – соло. Милтон слушал, как музыка нарастала, расширялась и усиливалась, превращаясь в цикадовое крещендо.
– Это суперкрасиво, – шепнул он Инжир (какими бы отвратительными ни были насекомые, он не хотел вот так прерывать их выступление).
Но Инжир была занята тем, что расстёгивала карман на своём разгрузочном поясе. Она вынула из него небольшую пластиковую баночку с отверстием в крышке.
Она показала её Милтону и кивнула, что, как предположил Милтон, должно было иметь какой-то смысл, но он и понятия не имел какой.
А затем Инжир рванула к Дереву сладких солений.
Цикады, находившиеся поблизости, сфальшивили, но быстро вернулись в строй. Инжир с грязными коленками и широкой улыбкой с триумфом подняла вверх контейнер.
Внутри был длинный зелёный сморщенный плод.
А в него влипла Безумно Симфоничная Цикада в смокинге.
Доказательство в соленьях.
Глава 25
Лучше одна цикада в банке, чем две в лозе
Держа в руках банку с цикадой, Инжир побежала в сторону домов, и Милтон поспешил за ней. К тому времени как они добежали до её солнечной двери, запищали комары.
– Так вот где вы двое! – воскликнула доктор Моррис, когда они ворвались внутрь и захлопнули за собой дверь. Она была на кухне и помешивала что-то в большой кастрюле. – Хочешь остаться на ужин, Морской Ястреб? Не знаю, как ты относишься к паэлье[9], но…
– Да! – воскликнул Милтон. – Да, да, да. Что угодно, лишь бы не спагетти с тефтелями.
Доктор Моррис рассмеялась.
– Ты знал, что твой дядя берёт их с собой на обед каждый день? И съедает, даже не отрываясь от работы. Ты должен ему сказать, что мы ждём его как-нибудь на ужин, чтобы он мог хоть на один вечер отвлечься от переживаний по поводу острова.
– Уверен, он очень обрадуется приглашению, – сказал Милтон.
Они с Инжир уселись на удобный красный диван. Из-за того, что доктор Моррис стояла всего в метре от них, они вели разговор шёпотом.
– Может, расскажем маме сейчас? – Инжир оглянулась через плечо на доктора Моррис, которая снимала тарелки с занавешенных полок. – Она будет так рада!
– Дядя Эван тоже будет рад, – прошептал в ответ Милтон. – Но теперь, когда мы нашли цикад, я чувствую, что мы вот настолько близки… – он почти вплотную придвинул указательный палец к большому, – …к тому, чтобы найти сокровище.
Инжир кивнула.
– Ты оказался прав насчёт лозы, – сказала она. – Она как-то может двигаться, и мы должны выяснить как, – она очень медленно открыла сумочку, в которой лежала банка с цикадой, и заглянула внутрь. – Ты знал, что цикады не могут ничего есть по-настоящему? Их рты похожи на трубочки, так что сейчас она просто высасывает сок из этого плода. Видишь?
Милтон ничего не видел, потому что пытался деть глаза куда угодно, лишь бы не глядеть на банку в сумочке.
– Эта мерзость когда-нибудь закончится? – спросил он, содрогнувшись. – Но соленье и впрямь очень сочное, так что, возможно, цикада сумеет выжить, да?
Инжир кивнула.
– Думаю, по крайней мере день или два. Мы можем вернуться к Дереву сладких солений завтра. А ещё я собираюсь начать разгадывать подсказки в ошибках.
– Ужин готов, – сказала доктор Моррис, подкравшись к ним со спины.
– А‑а-а-а! – закричал Милтон, а Инжир поспешно закрыла сумочку.
– О чём вы тут двое шепчетесь? – спросила доктор Моррис.
– Ой, ни о чём! – воскликнул Милтон. – Совсем ни о чём! И, если позволите, доктор Моррис, ваша еда пахнет просто божественно. Не могу дождаться, чтобы попробовать её и поговорить исключительно о том, какая она вкусная и…
– Это сюрприз, мам, – сказала Инжир нормальным голосом. – Мы тебе расскажем через пару дней.
Глава 26
Разговор о цикадах
К тому времени как Милтон покинул дом Моррисов, комары уже исчезли.
– Это сумеречные насекомые, – заверила его Инжир, прежде чем он ступил за порог её дома с солнечной дверью. – Поэтому они кормятся в основном на рассвете и закате.
Милтон высоко ценил мнение Инжир относительно научных вопросов, но всё же побежал по пляжной дороге к крыльцу дяди Эвана так быстро, как только мог.
Дядя Эван, очевидно, был того же мнения, что и Инжир, потому что он сидел на крыльце на раскладном стуле
