себе в Тепло заманил, обещал покормить. Захожу я в избу, значится, а на столе стоит картошечка, жареная – целая сковорода, представляешь? Я такой вкуснотищи никогда в жизни не ела! И вот, сижу я, значит, картошечку ем, а он своими ручищами мне под рубашку ползёт…
– Вот ублюдок! Я бы его… И что-дальше-то было?
– А ничего. Сижу, не противлюсь: доесть ведь надо, кормят пока. Он меня, подлец, всю сверху облапал и пониже начал спускаться. А я ему как дам по башке сковородкой и за порог дёру! Пришлось правда из той общины уйти…
– Сколько же Зим ты бродяжничаешь? – удивился Олег.
– С двенадцати. Матери с отцом у меня нет, я с бабкой жила – тяжко нам двоим приходилось. Всё лето мы огородничали, да в реке на сеть нашу надеялись. Хорошо там ловилось, словно на нерест пёрло. И рыба шла крупная, нигде больше такой не встречалося! На ту рыбку мы и выменивали себе дровишки в соседней общине. И один раз помогли нам с дровами… Помню я того мужика, по недоброму он ещё тогда посмотрел.
Серый взгляд Лиски замер, словно устремился в своё невесёлое прошлое:
– Он у нас дрова украл, всё что мы припасали. С дружками пришёл, когда морозы по весне чуть ослабли и всё, до последнего поленышка вынес. Я слышу, как у нас дрова в сенях воруют, хочу выбежать, а бабушка обняла меня крепко и держит; на дверь, закрытую, смотрит и шепчет мне: «Не надо, Лизонька, убьют тебя там! Всё хорошо у нас будет, продержимся как-нибудь!». А потом…
С пушистых ресниц Лиски скатилась слезинка, но она быстро вытерла её тонкой рукой:
– Представляешь, я утром встаю – уже весна, но тепла ещё нет, солнце в полную силу не греет. В доме очень-очень холодно и печка потухла. Я ножками босыми по полу иду и уже замерзаю. Говорю: «Бабушка, бабушка, топить совсем нечем?». А она лежит – вся бледная и рот открытый, и не дышит…
Олег молча слушал и ломал в руках сухой хворост. Прерывисто вздохнув, Лиска продолжила:
– Мы жили ведь без общины. В родном Тепле мне одной не продержаться. Я же соплячка была – как целую избу мне потянуть, да запас большой сделать? Дура я была…
Сказав это, она с тоской улыбнулась, как будто перед глазами пронеслись все прожитые испытания:
– Решила счастья по свету искать. Думала, найду себе новое место, чтобы жить не в одиноком Тепле, а всё ближе к людям. Считала, что оседлыши добрые, приютят и пригреют.
– И как? Нашла добрых людей? – невесело спросил скиталец. Повисла тишина, лицо Лиски помрачнело ещё пуще прежнего. Но потом она вдруг улыбнулась и сказала ему лёгким голосом:
– А у меня всё хорошо! Как видишь – жива. Четыре Зимы сама прожила, без своего родного Тепла, так и хожу по общинам…
– Да не может быть так! – не поверил Олег. – В-наши-то времена, когда каждый кусок жратвы Зимой на десять частей надо растягивать, тебя ещё кто-то содержит? Как же ты находишь таких?
– О-о, это не просто, – значительно протянула девчонка. – Чтобы найти мне такую семью, надо всё лето стараться и не одну деревню пройти.
– Обязательно семью?
– А как же иначе?! Женщины по одной не живут, им целую Зиму не вытерпеть – силы не хватит, как бабушке. Женщинам в наши дни так тяжко приходится – ты себе не представляешь! Обижают нас разные сволочи, не ценят нашего доброго сердца! Редко, когда любовь в семье настоящую встретишь. Уж поверь мне – я насмотрелася. А к одинокому мужику я сама в избу не сунусь. Десять месяцев взаперти с ним сидеть – он, знаешь ли, не святой…
Такого Олег за свою жизнь не встречал – девчонка была ещё совсем молодая! Сложно было поверить, что кто-то возьмёт себе приживалку хоть на одну Зиму. Но Лиска его сомнений не замечала и продолжала рассказывать о своей сложной судьбинушке:
– Тут самое главное – не окараться. Ведь как с первыми холодами запрутся, так уже всё – ты в плену. Как ахнет на улице «шестирец», куда денешься? А никуда! В христианских семьях зимовать хорошо, там тебя трогать не будут, но работать заставят и скучно до одури! Знать надо молитвы, Ветхий и Новый Завет «от» и «до». Если христиане поверят, что единоверца пригрели, то беды не случиться. Вот и ходишь всю Зиму – глаза в пол, крестишься на красный угол по тридцать раз в день, да молитвы на коленях бормочешь. «Благослови, батюшка, пищу откушать», «Благослови, матушка, за стирку взяться» – ох скукота!
Лиска даже глаза закатила и откинулась от костра.
– Но бывает, что не так всё гладко выходит. Один раз я думала, что прижилась ну прямо отличненько! Молодая семья, только-только свадебку справили, а я к ним в избу сама напросилася. Думала, что парень теперь на жёнушке отдохнёт, а я буду жить, да добра наживать. По началу всё так и было – у них возня на полатях, а меня смех давит: я в Тепле, да не тронутая. Но до весны ещё два месяца надо было терпеть, а у молодухи живот стал большой. Ну, сам понимаешь, много кто летом свой день рождения справляет. Парень подходить к ней боится, всё больше на меня псом голодным поглядывает. И вот однажды ночью пришел ко мне и начал жаться поближе...
– В одной избе, да при живой супруге?! А ты чего? – поразился скиталец.
– А чего делать? Ведь если я его не
