— Присоединяюсь к Шайне, — засмеялась Рональдин. — Не нашего это ума дело.
В тот момент Дин расшнуровывала платье, а расшнуровав, спустила его сначала до пояса, а потом и вовсе сбросила на пол, оставшись в одной нижней рубашке. Вскоре она стянула и её, представ перед нами полностью обнажённой.
Ну, мне-то ничего — я в своей жизни голых девиц перевидала много, да и мужчин в неглиже видела — и во сне, и наяву. Смутить голой грудью (и не только!) человека, прожившего десять лет в борделе, нелегко.
А вот Мирру оказалось — легко. Она покраснела вся, с ног до головы. Даже уши, даже белки глаз — и те порозовели. Странно.
И Дин это заметила.
— Ой, — сказала она. — Прости, я… не подумала. Я же оборотень, а у нас обнажённое тело не вызывает такой реакции, как у вас, людей. Извини. Мне переодеваться в ванной?
И пока Мирра, вымученно улыбаясь и уверяя, что ничего страшного, она просто от неожиданности, я рассматривала Рональдин, которая и не подумала прикрыться во время этого диалога.
Да… у матушки Розы она стала бы звездой. Грудь у неё была большая, двумя аккуратными такими шариками, увенчанными небольшими, словно нетронутыми сосками. Как две розовые ягодки. И кожа… на руках, ногах и животе — белая, молочная, гладкая. А внизу живота — треугольник золотых, как и на голове, волос. Рональдин была пухленькой, но её это нисколько не портило, даже наоборот.
Заметив мой взгляд, она улыбнулась, подмигнула и спросила, уже натягивая на своё великолепное тело ночнушку:
— Ну и сколько бы за меня дали в заведении матушки Розы?
— Не меньше пяти альтерров за ночь, — ответила я честно. — А если девственница — десять.
Наверное, если бы этот вопрос задала не Дин, я бы обиделась. Но в её устах он звучал совсем не обидно — просто как шутка.
— Значит, десять, — засмеялась она, опять подмигнула — и метнулась в ванную.
И как только за ней захлопнулась дверь, Мирра протянула:
— Точно… Тарс… А я всё думала, где слышала эту фамилию…
— Ну да, я приёмная дочь матушки Розы, владелицы борделя. Ты что-то имеешь против?..
Наверное, это прозвучало с некоторой долей угрозы, потому что рыжая совершенно искренне удивилась и начала заверять меня, что ей абсолютно всё равно. А потом спросила:
— Слушай, Шайна… а за меня сколько бы дали? Ну, за ночь?
— Три альтерра. А если девственница — пять.
Мирра засмеялась так громко и заразительно, что я не выдержала и тоже улыбнулась, хоть и не понимала, по какой причине она так ржёт.
— Вот бы они были разочарованы, — пробормотала она наконец, смахивая слёзы с глаз. И я решила не уточнять, чем именно — тем, что не девственница, или чем-то ещё.
А потом мы легли спать, и мне приснился очередной сон.
19Во сне я, конечно, увидела Триш.
Впрочем, это было не удивительно. Подсознательно, ложась спать, я уже была уверена, что встречу её во сне, и даже хотела этого.
Вот только на сей раз сон оказался другим. Никогда раньше я не отделяла себя от происходящего, да и вообще — я не помнила себя до тех пор, пока не просыпалась. А теперь…
Я очутилась в одной из комнат общежития академии. Выглядела она почти так же, как наша с Дин и Миррой, только была более обжитой — на столе бардак, на были выстроены в ряд какие-то сапоги, туфли, ботинки.
Все три жительницы спокойно спали, поскольку стояла глубокая ночь. Ну, почти все. Одна тихонько встала с кровати и, нацепив стоящие возле двери туфли без каблука, надела форменный плащ и выскользнула за дверь.
Я пошла за ней, потому что это была Триш. Я сразу её узнала — по чёрным прямым волосам и вспыхнувшему в темноте красному глазу. Вот только этой Триш было уже не пять лет, а около двадцати.
Дверь закрылась с тихим шорохом. Девушка прошла по коридору, поминутно оглядываясь по сторонам. Я понимала нервозность Триш — всё-таки выходить из комнат после отбоя запрещено. Но она не останавливалась — упрямо шла вперёд, кутаясь в форменный плащ академии и стараясь не стучать каблуками.
Достигнув первого этажа основного корпуса, Триш юркнула в чуть приоткрытую дверь зала памяти, и я последовала за ней. В самом зале девушка пошла чуть быстрее, видимо, уже не боясь быть услышанной, и совсем не оглядываясь. Дошла до знакомого мне портального зеркала и… запрыгнула в него.
Несколько секунд я стояла посреди зала, не зная, что делать. Потом решила запрыгнуть в зеркало следом за Триш — и проснулась.
В висках что-то стучало, а перед глазами словно туман поплыл.
Минут десять я просто лежала, прислушиваясь к спокойному дыханию Рональдин и посапыванию Мирры. Рыжая забавно похрапывала во сне, а вот Дин спала очень тихо. Тихо и красиво. Её распущенные волосы, рассыпанные по подушке, чуть серебрились под лучами мягкого лунного света.
Именно тогда, после сна про Триш, сидя на постели и держась руками за голову, я и увидела это. Увидела, что Дин похожа на профессора Аррано. Днём это сходство практически не ощущалось, но сейчас, ночью, я вдруг почувствовала спокойную силу, исходящую от Рональдин. И вспомнила, что ректор — тоже оборотень, как и моя подруга.
Впрочем… подруга ли?
Я встала с постели, стараясь не шуметь, почти как Триш в моём сне. Влезла в свои мягкие балетки, но плащ не надела — у меня его попросту не было. Плащи нам обещали дать только завтра.
Поэтому я вышла за дверь ровно в том же, в чём была — в белых пижамных штанах и рубашке. Если кого-нибудь встречу, краснеть особенно не придётся — всё закрытое и непрозрачное. Но вряд ли я кого-то встречу. Коридоры академии в этот час были совсем пустыми. Мне это казалось немного странным — написать правило про «не ходить после отбоя» и не следить за тем, чтобы оно выполнялось. Можно было бы двери блокировать или оставлять дежурных… но нет. Тихо, пусто, сонно.
И зал памяти тоже был не заперт, как и в моём сне. Только я, в отличие от Триш, пересекла его отнюдь не быстро.
О Дарида, скажи мне, зачем я это делаю? Безумие и глупость. Но я должна проверить, должна…
Поверхность портального зеркала чуть светилась в темноте. И мне на одно мгновение показалось, что я вижу там отражение Триш… Я ошиблась — это было моё отражение.
— Ладно, Шайна, — прошептала я, сжимая ладони в кулаки. — Сейчас ты проверишь, поймёшь, что всё это полнейшая ерунда, и осторожно пойдёшь обратно. Успокойся.
