руку.
Мы, совершенно ошеломленные, стояли над конвертом и молчали.
Вдруг на лестнице послышались шаги.
Черт возьми, как же мы могли забыть? Уже давно, должно быть, подали завтрак, и Надежда Кирилловна, не дождавшись нас за столом, видимо, отправилась на поиски! Зачем я вообще увлек сюда Аглаю в ту пору, когда в доме полно народу?!
Едва я успел носком сапога оттолкнуть нашу находку под маленький диванчик, стоявший у стены кабинета, на пороге возникла хозяйка дома.
Она с удивлением взглянула на дочь, которая стояла на полу разутая, в одних чулках, и на меня, с растерянностью державшего в руках старый потертый стул.
– Любезные мои, вас не дозовешься! – тетка уперла кулаки в бока, туго обтянутые бархатом. – Все уже давно остыло! И позвольте, барышня, узнать у вас, что вы тут проделывали с отцовой мебелью?
Мы с кузиной переглянулись.
– Тут дверь скрипит ужасно… – пробормотала Аглая. – Досаждает донельзя!.. Мы вот и захотели взглянуть, что же можно сделать…
– А мысль прислать сюда Тихона с масленкой не пришла в ваши светлые головы? А я еще удивляюсь тому, как быстро изнашивается обивка… Завтрак готов! Пойдемте уже за стол!
Вслед на Надеждой Кирилловной мы покорно вышли из кабинета.
У меня кружилась голова, горело лицо и чесались руки, когда я закрывал за собой дверь: покидать комнату, так и не распечатав таинственный конверт, который был уже у нас в руках и который теперь оставался без присмотра лежать в пыли под диваном!..
За столом я сидел как на иголках. Есть совершенно не хотелось, но я заставлял себя жевать овсянку и хлеб с вареньем, почти совсем не чувствуя их вкуса. Когда же с завтраком было покончено, выяснилось, что Надежда Кирилловна совсем не торопится отпускать нас от себя. В чайных чашках звякали серебряные ложечки, тетка поочередно спрашивала то меня, то Аглаю о каких-то совершеннейших пустяках, и я прилагал невероятные усилия, чтобы вникать в смысл ее вопросов и давать на них связные ответы.
Аглая, похоже, испытывала схожие чувства.
– Миша, меня немного знобит, – в конце концов сказала она. – Кажется, я забыла в батюшкином кабинете свою лазоревую шаль. Вы не могли бы принести ее?
Я вскочил со стула, едва не перевернув чашку.
– Да-да, конечно же, сию минуту, – пробормотал я и рванул к дверям.
– Михаил Иванович, – попыталась остановить меня тетка, – останьтесь, пожалуйста! Пусть Маша принесет! Она как раз сейчас должна там прибираться…
Но я предпочел сделать вид, что не расслышал слов Надежды Кирилловны, и, улизнув из столовой, резво взбежал вверх по лестнице.
Дверь кабинета была приотворена, и из-за нее слышался чей-то мурлыкающий голос.
Я заглянул внутрь.
Горничная, напевая себе под нос мелодию какого-то пошловатого романсика, большой пушистой метелкой смахивала пыль с бюро. По ее безмятежному виду я предположил, что конверт еще не обнаружен, и, выпрямившись, шагнул через порог.
Горничная вздрогнула и обернулась.
– Ах, Михаил Иванович, это вы? – она смущенно потупила глаза и покраснела.
– Аглая Петровна забыла где-то здесь свою шаль, и я пришел за ней… Ну, за шалью, – проговорил я, чувствуя, как краска заливает мое лицо от уха до уха.
– Что же, ищите, – ответила горничная, бросив на меня озорной взгляд.
Я, приняв озабоченный вид, прошелся взад-вперед по кабинету, заглянул в кресло и под стол. Потом, стараясь не вызвать подозрений, я деловито упер руки в пояс и встал между девушкой и диванчиком у двери.
Шали, как и следовало ожидать, нигде не было, но из-за ножки дивана самым предательским образом на вершок выглядывал пепельно-серый уголок конверта.
Что бы предпринять?..
Тут, на мое счастье, со двора послышался цокот копыт и грохот подъезжающего экипажа.
Горничная выглянула в окно и всполошилась.
– Ах, бог ты мой! Сегодня же Тихон Трофимыч уехали! Надо бежать открывать, – она стремглав бросилась к двери и исчезла, стуча на лестнице каблуками туфель.
Я опрометью бросился к дивану. Схватив пухлый и довольно увесистый конверт, я мигом заткнул его сзади за пояс, под сюртук.
– Так… – выдохнув и закрыв за собой дверь кабинета, я стал спускаться по лестнице.
Теперь мне предстояло по пути придумать оправдание своему долгому отсутствию и возвращению с пустыми руками. Однако, как оказалось, про лазоревую шаль внизу уже все забыли, ибо в нашу переднюю собственной персоной входил его сиятельство князь Евгений Константинович Кобрин.
Я почувствовал, как спина у меня похолодела.
Князь едва заметным кивком приветствовал хозяйку дома с дочерью, вышедших его встречать. Затем он, в своей, похоже, привычной манере обернувшись к висевшему на стене зеркалу и подкручивая перед ним напомаженные усы, протянул:
– Зачастил я к вам, Надежда Кирилловна, зачастил… Но не могу же я так оставить вас, ваше семейство и ваших, гм, да и наших дел…
Я шагнул вперед.
Князь отвлекся от своего отражения и обернулся ко мне.
Надежда Кирилловна поспешила представить меня его сиятельству.
Князь, едва удостоив меня взглядом, тут же снова обратился к тетушке:
– Дела, любезная Надежда Кирилловна! Нас торопят дела!..
Он развернулся и, сопровождаемый хозяйкой дома, направился к кабинету, который я покинул вот только минуту назад.
Прижавшись спиной к стене, я смотрел им вслед. Пот лился с меня градом, а руки и ноги ходили ходуном.
Аглая, оставшаяся со мной в передней, и вовсе, казалось, была готова упасть в обморок.
Наконец сверху до нас донесся скрип и щелчок двери, ведущей в кабинет.
– Боже! Миша, как же конверт? – Аглая едва дышала.
– У меня, – почти не разжимая губ, ответил я.
Кузина покраснела и дернула меня за рукав сюртука:
– И вы мне даже знака не подали? Я на месте чуть с ума не сошла от страха!
– Какого такого знака? – вырвался я. – Подмигивать вам или строить глазки, пока раскланиваюсь с его сиятельством?
– Да, вы правы… – Аглая, обуздав гнев, снова взяла себя в руки. – Как же нам теперь поступить?
– Давайте пока что я спрячу находку у себя, и мы известим о ней наших друзей, иначе они просто не простят нам проволочки. Да, и поскольку ваша матушка дома, да тут еще и целый князь вдобавок, то мы не можем назначить встречу здесь.
– Я надеюсь, он скоро уедет. Впрочем, вы правы, Миша. Нам придется что-нибудь придумать. Я, пожалуй, пошлю прислугу с запиской.
– Да-да, и лучше бы улизнуть из дома, – я заглянул в столовую и посмотрел на стрелки часов, стоявших в углу. – Договоритесь так: встретимся на площади через полтора часа. И не нужно писать ничего открыто! Уверен, наши друзья и так поймут всю важность дела.
Аглая
