скулу, но оставлял целым глаз.
Соколовский шрамы на лицах не то, чтобы любил, но всегда относился к ним уважительно. Прежде всего это было связано с его работой. Ведь наличие шрама это особая примета, помогающая отыскать человека и задержать его, если в этом есть необходимость.
– Вот, приехали к нам в гости сотрудники следственного управления из соседней области. Интересуются одним из твоих подопечных, – не дожидаясь доклада со стороны своего подчиненного, проговорил командир бригады.
– Кем конкретно? – спросил, как будто рявкнул на неровный солдатский строй, подполковник Лысяков грубым воинственным голосом.
Он словно уже сейчас готов был в грудь себя кулаком ударить и полезть за своего подчиненного в драку.
Сан Саныч в этот момент подумал, что хорошо было бы иметь именно такого человека на должности руководителя областного следственного управления.
– Нас интересует старший лейтенант Рыбаков, – спокойно сказал Соловьев. – Мы хотим понять, что он собой представляет, на какие поступки способен, и тому подобное. Потом желательно было бы и с самим Рыбаковым встретиться.
– Вот это сделать как раз и невозможно. Старший лейтенант Рыбаков у меня в батальоне взводом командует. Сейчас это подразделение вместе с ним находится на выполнении учебного задания. Бойцы должны спрятаться так, чтобы никто и не подозревал о том, где они находятся. Им выделен участок, в который входят отдельный лесной массив с лугами, прилегающими к нему, и несколько шахт, очень старых, появившихся тут еще во времена Екатерины Второй. Пределы своего участка Рыбаков и его бойцы покидать права не имеют. На их поиски взвода направлены два других взвода из соседнего батальона, соперники, так сказать. Эти бойцы еще не прошли полную подготовку и не имеют соответствующего опыта. Если они с поставленной задачей справятся и найдут Рыбакова, то это будет означать, что он плохо учил своих солдат. Его взвод еще не полностью готов к командировке на Северный Кавказ. А он должен вскоре туда отправиться. Я со всей ответственностью заявляю, что взвод Рыбакова является самым лучшим не только в моем батальоне, но и во всей бригаде. Заслуга в подготовке подразделения полностью принадлежит Александру Алексеевичу Рыбакову. Извините уж, я его буду просто Саней называть, мне так привычнее. Но давайте вернемся к первым вашим вопросам. Так чем именно перед следственным управлением провинился Саня Рыбаков?
– Ничем не провинился, – ответил Сан Саныч. – Просто ситуация сложилась так, что был убит его дед, который желал оставить в наследство Александру Алексеевичу свою квартиру.
– Вы, стало быть, подозреваете, что Саня убил своего деда из-за наследства? Чтобы скорее эту самую квартирку получить? – искренне возмутился подполковник Лысяков. – Так, что ли? Да я никогда не поверю такому. Уж чего-чего, а корысти Саня лишен начисто. Даже если вы улики против него сфабрикуете неопровержимые. Не может такого быть, да и все тут. Даже если сам увижу, глаза себе готов буду выбить потому, что они меня обманывают, а я очень этого не люблю.
Шрам на его лице от возмущения из просто красного превратился в багровый. Подполковнику юстиции казалось, что застарелое ранение командира батальона готово раскрыться и брызнуть кровью.
– Садись, Алексей Федорович, – предложил своему подчиненному полковник Костахвостов. – В ногах правды нет. Садись, тебе говорят! – Последние слова командира бригады прозвучали как категоричный приказ.
Полковник вышел из-за стола и придвинул Лысякову стул, на котором только что сидел сам. Должно быть, со здоровьем у немолодого подполковника было не все в порядке. Командир бригады, разумеется, отлично знал об этом, но давал тому возможность дослужить до пенсии.
– Нет, – постарался успокоить комбата подполковник юстиции Соколовский. – Дело обстоит совсем не так, как вы поняли. Внука в убийстве деда никто не подозревает. Человек, сделавший это, определился сразу, но вскоре и он был убит. Я сам разговаривал со старшим лейтенантом Рыбаковым по телефону. Он обещал приехать и похоронить деда, когда мы сможем отдать ему тело. Про командировку на Северный Кавказ, кстати, этот офицер не сказал мне ни единого слова, произнес только: «Если обстоятельства позволят». Теперь я понимаю, что позвонил старшему лейтенанту Рыбакову прямо накануне его выхода со взводом на учебное задание.
– Это хорошо, – заявил командир батальона. – Саня Рыбаков о командировке, конечно, знает, но тайну хранить умеет. Тем более при телефонном разговоре. Да и тайна эта не его личная, а государственная. Солдаты его взвода пока еще не в курсе. Но им это и не положено знать. Их куда пошлют, там они и приказ будут выполнять. В то время, когда погиб его дед, Саня был плотно занят во взводе, проводил подготовку. Второе убийство произошло, когда он уже на задании был.
Командир батальона на глазах успокаивался.
Старший следователь Соколовский начал рассказывать всю историю с начала до конца, как он ее знал. Он упомянул и о первом покушении, и о втором, когда был убит телохранитель Анатолий Кравцов, возможно, по ошибке, сообщил старшим офицерам спецназа военной разведки даже о странном использовании нестандартного оружия.
– Так при чем же здесь Саня? – осведомился Лысяков.
– Мы просто обязаны убедиться в том, что это не была месть за деда, – сказал майор Соловьев. – Что Рыбаков не трогал его убийцу.
– Если бы он это сделал, то я просто сказал бы одно слово: «Молодец!» – заявил подполковник Лысяков и громко хлопнул ладонью по столу, который содрогнулся, но удар выдержал. – Только вот, к сожалению, Саня должен был быть со своим взводом во время убийства, хотя я и не знаю, когда это преступление произошло. Так что у него есть алиби, которое, я думаю, будет готов подтвердить целый взвод солдат.
– Вот в этом мы и хотели бы убедиться, – сказал, как будто подытожил, майор Соловьев.
– Хотя практика говорит, что алиби со стороны подчиненных, тем более в армии, считать за полновесное нельзя, – добавил Соколовский. – Как и со стороны жен, детей, любовниц и так далее. Вплоть до рабочих коллективов, где почти каждый готов дать алиби своему мастеру и даже товарищу по бригаде. Только по одной просьбе. Без малейшего принуждения. Просто по непониманию ответственности за дачу ложных показаний. Когда человек ее осознает, он будет вдвойне упираться, чтобы под статью не попасть.
– Чем вам так армия не угодила? – осведомился командир бригады и блеснул ярко-синим взглядом.
– Все-таки армия живет по приказу и в большой зависимости от командиров, – за себя и подполковника Соколовского ответил майор Соловьев.
Сан Саныч между тем заметил, как комбат обрел почти ледяное спокойствие, даже слегка холодящее душу при общении. Даже шрам его из багрового снова стал просто красным, почти розовым. Но он увидел и
