Кирилл, восприяв после Феофила александрийскую кафедру, решил исполнить желание своего дяди и предшественника и усердно молился богу, да подаст он ему помощь свыше и силу для одоления и изгнания из Мафунина нечистых духов».
Любопытно, что Кирилл, подобно Николаю Мирликийскому, получил епископское место тоже от дядюшки.
Но для борьбы с языческими богами собственных сил Кирилла было недостаточно. Кириллу «явился в видении ангел господень, повелевая ему перенести в Мафунин честные мощи мучеников Кира и Иоанна, чтобы прогнать оттуда силу бесовскую». Кирилл принес в Мафунин мощи святых и устроил там во имя их церковь. «Нечистые духи немедленно были изгнаны оттуда, и место то стало источником исцелений от мощей мучеников».
Таким образом языческие боги были вытеснены из этого места христианскими богами, и место, некогда священное для язычников, сохранило свою святость и для христиан. Это — обычное явление при смене религий: религиозные центры остаются прежние, они по-прежнему столицы богов, — но низвергнутые боги объявляются злыми, дьяволами, ложными богами, а их торжествующие победители - добрыми, истинными богами.
Таким образом христианство не отрицает существования языческих богов, изображаемых идолами. Борьба против язычества является для него борьбой христианских богов против бесов, дьяволов, демонов.
II
Гонимые и посрамляемые христианскими праведниками боги, разумеется, всеми силами стараются мстить им и наводить их самих и их паству на путь погибели.
Можно было бы написать огромную книгу — или даже несколько больших книг — об искушениях, которыми во время своей земной жизни подвергались крупные и мелкие боги христианской церкви, именуемые святыми. Но при кажущемся разнообразии все сказания об искушениях очень однообразны.
Праведник, озабоченно и даже трусливо оберегая свою праведность, которая является проходным свидетельством в рай, бежит от общества, от «мира» — иногда после того, как он пресытился богатством, роскошью и пороками упадочных, разлагающихся слоев этого общества. И вот бес приходит к ному и рисует картины жизни этого общества, одну другой ярче, одну другой соблазнительнее. И чем отчаяннее старается праведник заглушить воспоминания о покинутой им жизни, тем соблазнительнее картины, которые рисует перед ним память о прошлом, Всё это, конечно, делает дьявол, который хочет подчинить своей власти уже почти окончательно спасшуюся христианскую душу.
Золото как предмет, на которое можно купить все наслаждения, часто предлагается бесами в неограниченном количестве. Но большинство праведников достаточно быстро и успешно справляется с этим соблазном.
Мысль о яствах и питиях тоже часто тревожит людей, вся пища которых состоит из небольшого куска черствого хлеба, да и то не каждый день, и из дикорастущих растений. Но на этом дьяволам не удавалось уловить ни одного праведника, — вероятно, потому, что жития рассказывают только о спасшихся, о праведниках, и ничего не говорят о совращенных бесами.
Обольстительная женщина — вот где истинная опасность для умерщвляющих свою плоть. Современный человек положительно не может представить себе, как можно было ухлопывать столько сил на подавление естественной потребности. Изменить своей природе праведники не в состоянии, и потому эта потребность снова и снова заявляла о себе: в знойных сновидениях, в бреду наяву, в постоянных помышлениях об одном и том же, — о соблазнительной женщине, о сотнях и тысячах соблазнительных женщин и о сладости греха с ними. Спасающийся старается не говорить с женщинами, отвращает от них свои взоры. От них он больше, чем от какого-либо другого соблазна, бежит в пустыню, становится отшельником (анахоретом), пещерником, столпником.
Но можно уйти от живой женщины, — нельзя уйти от женщин грез, сновидений, больного, лихорадочно распаленного бреда. Эти женщины идут за спасающимся в его уединение. Это значит, что бесы преследуют, искушают его, делают на него повторные приступы.
Почти спасшийся человек, с отчаянием видя, что достигнутый рай уходит от него, с удвоенной силой начинает смирять диавола, — изнурять своё греховное тело. Он ничего не ест и не пьет многими сутками, боится заснуть, потому что во сне он совершенно беспомощен перед бесовскими кознями, день и ночь проводит в коленопреклоненной молитве, надевает на себя тяжелые железные цепи, усталый, на минуту ложится на голый камень и камень же кладет вместо изголовья. Все тщетно! Чем больше слабеет тело, тем неудержимее, необузданнее работает воображение, тем меньше сил справиться с ним. Близится торжество дьявола!
Жития повествуют о тех праведниках, которым в конце концов удалось спастись от соблазнов. Но они, понятно, ни словом не упоминают о тех тысячах спасавшихся, которые «пали» в непосильной для них борьбе с дьяволом. Да, впрочем, быт монастырей и жизнь высшего духовенства достаточно красноречиво говорят о том, что «власть дьявола» часто не встречает никакого сопротивления. Ей охотно подчиняются, ее жаждут. Не бес ищет монаха, а сам монах идет к бесу.
Святых женщин вообще много меньше, чем святых мужчин, — иначе оно и быть не могло при том приниженном положении, какое женщина занимала в обществе. Женщины дали очень много мучениц, — сравнительно с общим числом праведниц много больше, чем мужчины. Напротив, отшельниц среди них очень мало. Да и отшельничество их имело иногда особенный характер. Так, все житие преподобной Домнины (11-го марта), рассказывает так: «Преподобная дева Домнина подвизалась в Сирии. Живя в палатке, ею самою устроенной, в саду при доме ее матери, она непрестанно источала слезы, питалась только чечевицею, омоченною водой, и каждое утро и вечер ходила в храм божий для молитвы, покрытая с головы до колен покрывалом, чтобы никто не видел ее лица. Она скончалась в мире между 450 и 460 годами». Чернила у писцов дьяволов, верно, плохие, и записи грехов были смыты потоками слез слезоточивой Домнины.
Соблазнительные помыслы семнадцать лет мучили Марию Египетскую (1-го апреля) после того, как она удалилась в пустыню от своей жизни иступленной блудницы (проститутки). Она говорит о «соблазне», о «смущавших ее желаниях», о «блудных вожделениях», но не приписывает их бесам. Во всяком случае этот пример отшельничества и пустыножительства, обычный для святых мужчин, остается довольно исключительный для спасшихся женщин. Спасшиеся женщины вообще не страдали в такой мере от
грез о соблазнительных муж чипах, как мужчины от диаволов, представавших перед их глазами в образе обольстительных женщин. А впрочем, могло быть и так, что они больше стыдились об этом рассказывать. Напротив, спасшиеся мужчины оставили такие жгучие рассказы об испытанных ими соблазнах, которые дышат явным сладострастием, обузданным лишь внешне и наполовину.
Две главных полосы искушений приходится переживать спасающимся мужчинам. Первый натиск на праведника бесы делают в его молодые годы, когда он только что отрешился от мира и, быть может, от
