наследство.
— Быстренько выследишь их и прикончишь, — бодро сказал отец Максим.
— Надеюсь, вы посодействуете, чтобы всё прошло без запинок, — вопросительно взглянул на монаха Георгий, — и не будет так, как в прошлый раз, когда меня пытались арестовать при всякой попытке проникнуть на место преступления.
— Не беспокойся, брат, на этот раз наше руководство и руководство правоохранительных органов будут работать более согласованно, — заверил послушника отец Максим, — для тебя уже готовы необходимые документы, удостоверение, деньги и нужные адреса. К тому же ты будешь работать с напарником.
— С напарником! — возмутился Георгий, — что ещё за напарник?
— И помни инструкции, — обеспокоенно попросил монах, — впрочем, ты всегда их нарушаешь.
— Это стиль моей работы, — почти враждебно отозвался Георгий, — зачем мне напарник?
— Напарник твой тоже из охотничьего рода, только ничего не знает об этом, — последовал ответ, — подучишь его, потихоньку введёшь в курс дела. И потом…в одиночку охотиться опасно.
— Ясно. Когда я выезжаю?
— Сегодня, — ответил отец Михаил, — вот твои документы.
Монах протянул мужчине паспорт, удостоверение сотрудника полиции, деньги, ключи, адрес квартиры, где предстояло готовиться к охоте.
— Волшебный чемоданчик свой не забудь, — напомнил отец Никодим.
— Разумеется, — буркнул в ответ Георгий. — Но помните, этот раз последний! Я хочу монашеского уединения, этого жаждет моя душа.
— Это всё очень хорошо, благочестиво, — одобрил отец Максим, — и это обязательно будет в твоей жизни. Только уж выручи в последний разок.
Георгий недовольно посмотрел на него и ответил:
— Я согласен только из-за того, что это дело моих предков и мне необходимо его завершить.
После этих слов Георгий поспешил уйти, чтобы собраться в дорогу.
Глава 7. Обращение
13 сентября 1622 года выдалось ярким и тёплым. Солнце, отстаивая свои права у подступивших холодов, отчаянно обогревало землю. Всё живое радовалось золотистым лучам. Воробьи кувыркались в прогретом песке, пытаясь избавиться от паразитов, люди собирали урожай, щенки весело тявкали, гоняясь за своими хвостами и теребя друг друга за уши. Кто-то из этих сорванцов даже пытался рычать. Где-то слышалась песня косарей. Старики сидели на завалинках, подставив морщинистые загорелые лица солнцу и вели неспешные беседы. Благоденствие да и только.
На эту умиротворительную, полную жизни обстановку совершенно безрадостными заплаканными глазами смотрела из своего окна молодая графиня. Она знала, что следующую осень не увидит, ведь дни её сочтены. Скорбную правду поведал ей доктор Кальковский. Благородный и честный человек не смог соврать. Девушка посмотрела в зеркало. Смертельная бледность уже завладела её кожей. Карии, некогда весёлые глаза потухли. Графиня обессиленно упала в кресло, обитое шёлком. В памяти всплывали воспоминания из детства. Вот они с Веней и родителями присутствуют на званном обеде, отец играет на фортепиано, а мать поёт мелодичным голосом. А вот похороны. Слёзы. Страх. Переезд в особняк. Жизнь потихоньку входит в привычное русло. Опять радость, веселье. А потом, как тёмное пятно, всплывает в памяти образ ведьмы. Тогда на торжище она посмотрела на Агату властным злобным взглядом. Ведьма! Ведьма! Это слово крутилось в сознании Агаты ужасным волчком. Ведьма! Вот кто может помочь. Нет! Нельзя обращаться за исцелением к служителям зла. Лучше уж умереть. Или нет? Родители уж точно бы предпочли смерть вместо дьявольщины. Они бы смирились с волей небес. А Агата? Глаза девушки загорелись странным огнём, в них засветился лихорадочный блеск слабой надежды. Ведьма! Туда! К ней! На Нечистую гору! Быстрее, пока не поздно! Графиня вскочила, будто и не была смертельно больна. Она оделась, взяла свою шкатулку с драгоценностями, спрятала её в сумку и вышла из своих покоев. Агата сделала всё, чтобы покинуть особняк незамеченной. И это удалось. Пусть близкие думают, что она спит после приёма лекарств. Капюшон дорожного плаща скрыл лицо девушки. Она шла стремительно. Почти бежала. Удивительно, как злые намерения придают некоторым людям сил. Дорогу Агата знала. Это та самая дорога, которой никто не ходит, но тем не менее она каким-то непостижимым образом не зарастает. Она ведёт в самую чащу елового леса и там упирается в высокий холм, прозванный нечистой горой. На вершине холма стоит лачуга, туда и лежал путь графской дочери.
На опушке леса Агата обернулась и окинула взглядом деревню и утопающий в зелени и золоте особняк. Она словно прощалась с прежней жизнью. Стараясь унять дрожь, девушка вступила под сень тёмных неприветливых елей. Ветер резко дунул ей в лицо, заталкивая в ноздри какой-то гнилостный запах. Он словно пытался остановить девицу, не пускать на пагубную тропу. Но Агата продолжала идти. Ветви цеплялись за платье, отрывая кусочки изящного кружева, корни, высовываясь из-под земли, старались остановить девичью поступь. Но всё тщетно. Стремление во что бы то ни стало остаться жить на этом свете толкало юную графиню вперёд, и даже вышедший на тропу волк не остановил её.
— Пошёл прочь! — прокричала Агата, поднимая палку.
Волк ощерился и попятился, чувствуя в этом слабом существе непреодолимую жажду жизни. Зверь понял, что хрупкая девушка способна сейчас на самые отчаянные поступки. Её уже не остановить. Хищник, сверкнув глазами, скрылся в зарослях. Агата продолжила путь к своей погибели. Вскоре она увидела просвет между чернеющих стволов и ускорила шаг. Она знала, что впереди большая поляна, в центре которой возвышается одинокий холм. Так и есть. Вот он! Здесь вечно хмурое небо и никогда не бывает ясной погоды. Цветы на поляне не росли, будто опасаясь отравленной колдовством земли. Графиня начала медленно подниматься о склону. Она часто останавливалась и садилась отдохнуть на какой-нибудь пень, а то и на землю. Тяжёлая отдышка заставляла девушку беззвучно плакать. В конце концов она всё-таки преодолела подъём и очутилась на плоской вершине почти рядом с покосившейся мрачной избой.
— Эй! — позвала
