Приятно иметь дело с профессионалом.
Телефон выпадает из рук.
Я смотрю на свои вытянутые трясущиеся ладони, когда тело охватывает холодом ужаса.
К горлу подступает тошнота, и я пытаюсь сглотнуть густой комок. В глазах темнеет, когда представляю себя связанной на полу подвала заброшенного завода и с кляпом во рту.
Трясущимися руками забрасываю телефон обратно, но потом вспоминаю, что оставила в этой машине преступника кучу отпечатков.
Да что ж я такая «везучая» на уродов, а?
Стираю рукавом толстовки все поверхности и выглядываю в окно, чтобы убедиться в отсутствии адвоката.
Какого адвоката, Сурикова?
Тебя красиво развели и разве что только не поимели.
Пока.
Сколько у него таких корочек с вымышленными именами и профессиями?
Выбираюсь из машины, попутно озираясь, и поспешно крадусь вдоль припаркованных машин.
Нагибаюсь и на полусогнутых ногах несусь к мерцающей спасительной букве М московского метро.
Только тогда выдыхаю, когда, очнувшись в вагоне, чувствую себя в относительной безопасности.
Устало закрываю лицо длинными рукавами и в нос тут же ударяет пряный мускусный запах.
Неееет…Нет-нет-нет!
Его толстовка…
На мне…
Возможно, именно в ней он и сделал «всё чисто и без свидетелей».
А мой пиджак?
Ой, блииин, Сурикова, куда ж ты снова вляпалась, бестолковая?
За один вечер я успела стать жертвой насилия, получив затрещину от парня, и чуть не стала жертвой маньяка-убийцы.
Полное, мать его, комбо.
Рюмина будет в восторге!
*А.Маршал «Орел»
16. Юля
Два теплых одеяла не спасают меня от озноба. Меня трясет и колотит так, что зубы стучат, ударяясь друг о друга.
Подозреваю, что не от холода.
Это реакция моего измотанного организма на нервное перенапряжение.
Поджимаю к животу ноги, сворачиваясь эмбрионом, и утыкаюсь носом в колени.
В кромешной темноте и пугающей тишине дребезжание входящего сообщения кажется жутким хоррор-звуком из фильма ужасов. Вздрагиваю и высовываю руку из-под одеяла, боясь вылезти из него. Шарю рукой по прикроватной тумбочке и подцепляю телефон.
Яркая подсветка ослепляет, заставляя крепко зажмурится и перевести дисплей в ночной режим.
На экране висит сообщение с неизвестного номера.
На мгновение перестаю дышать, замирая с трубкой в руке.
Я боюсь, что убийца-Костюм мог меня выследить и раздобыть мой номер, чтобы терроризировать и измываться.
Хочу удалить, не читая, но телефон снова звякает входящим оповещением.
А потом еще…
И еще…
На экране мессенджер извещает, что сообщения — это прикрепленные фото и видео, и мое творческое воображение с особым старанием рисует картинки, где мой пиджак извивается в огне под стремный саундрек, а закадровый утробный голос устрашающе произносит: «Следующая ты. Уа-ха-ха».
Кажется, я начинаю превращаться в параноидную шизофреничку.
«Это может быть кто угодно, Сурикова», — убеждаю себя и нажимаю кнопку «открыть».
Там…
Там не сожжённый пиджак.
И не Костюм с металлическим крюком вместо руки.
Там…Матвей.
Со спущенными штанами, на коленях которого промежностью об него трется полуголая девка.
Закрываю рот рукой и зажмуриваюсь, чтобы меня не вырвало от омерзительной картины.
Теперь я не вижу видео, но отчетливо слышу долбящую клубную музыку, стоны девахи и ругательства Матвея.
Когда видео стихает, я позволяю себе открыть глаза и пролистнуть карусель фотографий, заранее зная, что в них увижу.
Выброс адреналина высвобождает спящую энергию, заставляя работать сердечную мышцу с удвоенной силой и разливать по сосудам жар. Сбрасываю одеяло и резко вскакиваю с кровати, морщась от головокружения.
Хватаю телефон и смотрю на время: 2 часа ночи.
Кто мог отправить мне эту мерзость?
Кому это нужно?
И для чего?
Еще раз смотрю на цифры, но убеждаюсь, что номер мне совершенно не знаком.
Трясущимися руками набираю Рюмину.
Долгие длинные гудки подбрасывают идеи, что Алла всё еще в клубе и не слышит моего звонка.
Но если допустить, что Рюмина всё еще там, она бы не смогла скрыть от меня подобные вещи.
— Только не говори мне, что уже утро, и я опоздала на зачет, — мямлит Рюмина и громко зевает прямо в трубку.
Выдыхаю и прислушиваюсь к тишине на том проводе.
Не в клубе.
Она не в клубе.
— Ты где, Ал? — но я все равно решаю уточнить.
— Была в раю, — мечтающим голосом пропевает Рюмина. — Там, где симпатичный мулат массировал мои эрогенные зоны на берегу океана до того, как ты, засранка, мне позвонила и выдернула из сладкого сна, — сердито продолжает подруга.
— Извини. Просто… — замолкаю, решая стоит ли посвящать Рюмину среди ночи в тот пиздецон, который сегодня творится со мной. — Ал, а ты давно из клуба ушла?
— Что случилось, Сурикова? — настораживается подруга, и ее голос моментально становится бодрым и четким. — Ты где?
— Дома я, все нормально, Ал. Так что?
— Нуу… — задумывается Рюмина, — мы с Борей и Бергом в начале двенадцатого ушли, завтра же зачет…вернее сегодня уже, — зевает.
— А Матвей?
— Матвей остался. Да что случилось-то? — возмущается Алла. — Ну то, что вы разосрались, я знаю, но ты же не по этому поводу звонишь, правда?
Правда.
С Мотом мы собачимся часто в последнее время, поэтому этот факт уже давно никого не удивляет.
— А еще кто остался? — оставляю вопросы подруги не отвеченными.
— Ну Илья со своей малолеткой. Ветер и Мот. Всё. Ты меня пугаешь, Сурикова.
Да мне самой страшно, Ал.
Я не успеваю подумать о том, чтобы запомнить сегодняшнее число как дату нашего окончательного с Мотом расставания, когда по второй линии в ухо мелкими монотонными сигналами врезается вызов Матвея.
И даже после того, что сегодня произошло, и что я увидела десятью минутами ранее, не останавливает меня от того, чтобы не брать трубку.
— Всё, Ал, извини, что разбудила. Спи, — нажимаю отбой и переключаюсь на Свирского.
Первое, что я слышу — это неприятное шуршание и скрежет, будто динамиком водят по какой-то поверхности. Очень быстро этот звук обрывается тишиной, вдалеке которой слышатся звуки электронной музыки.
— Алло. Матвей? — вкрадчиво спрашиваю я и слушаю.
Слышу глубокое частое дыхание на том конце провода.
Нервозно накручиваю прядь волос на палец, чувствуя, как тревога начинает подниматься от кончиков пальцев ног и расползается липким холодным потом по всему телу.
— Юююля, ттты мм-меня слышишь, Юль? — заикаясь, надсадно шепчет Свирский.
— Матвей, что с тобой? Что случилось? Где ты? — мои руки дрожат при мысли, что с ним происходит что-то ужасное.
Панический страх охватывает внутренней нервозной дрожью и я покрываюсь мурашками.
— Юля, мне страшно. Оннни везде, — мученически стонет. Слышу глухой удар, отражающийся эхом от стен. — Ммммне плллохо. Ввсё плывёт.
Боже…
— Матвей, — мой голос срывается, переходя на шепот. — Где ты находишься?
Он начинает скулить.
