— Петя приехал! Петя приехал! — закричал он, вскочив и прыгая по гулкому паркету на одной ноге. Даже приезд родителей не вызвал у него такого восторга, как явление этого, неизвестного мне, «Пети»!
— Побежали на лестницу встречать его! — выкрикнул, наконец, Константин, и первый, сломя голову, рванул по Тёмному коридору к Салтыковской лестнице.
Пошёл за ним и я, недоумевая, отчего такой ажиотаж. Вскоре всё разъяснилось: хлопнула дверь, впуская с Невы свежий весенний воздух, и внутрь вошел молодой человек в гвардейском мундире.
— Петя, мы здесь! — во всё горло заорал Костик.
Оглянувшись на нас, юноша улыбнулся, помахав нам рукою с зажатыми в ней белоснежными перчатками, затем, наскоро переговорив о чём-то с богатырского роста швейцаром, он стремительно взбежал по лестнице к нам.
— Петя! Петя!
Коленька Салтыков бросился прямо по лестнице ему навстречу; за ним побежал и Сережа, и Костя.
— Ну, шалопаи! Как выросли-то! Молодцы! — кричал молодой человек, хватал мальчиков за бока, щекотал и подбрасывал вверх, отчего они хохотали, как сумасшедшие. — А вас, сударь, — обратился он ко мне, — я, пожалуй, и не подниму. Вымахать изволили с версту коломенскую!
Чуть позже я аккуратно выспросил у Игнатьича, что это за хлыщ. В общем, господин этот оказался старшим из племянников Николая Ивановича Салтыкова. Служил он в гвардии, в Измайловском полку, в обер-офицерском звании, а раньше подвизался тут, с нами же, так что все его знали и любили.
Хоть они с Николаем Ивановичем были родственники, догадаться об этом по его внешности было совершенно невозможно. В отличие от горбоносого, низенького, с желтоватым оттенком кожи лица, субтильного дяди, Петя был круглолиц, румян, и имел вполне себе гвардейский рост. Дядя же его, со своими густыми бровями и длинным орлиным носом, походил не на столбового русского дворянина, а скорее на престарелого гастарбайтера-таджика.
Названный господин, между прочим — генерал-аншеф, вскоре появился тоже, радостно обнял племянника.
— Какой ты стал, а! Совсем взрослый, в мундире-то! — возвестил он после троекратных лобызаний с юношей, бывшим выше его на добрую голову. — Ну рассказывай, зачем пожаловал, как дела?
Оказалось, Петя был «командирован» от полка сопровождать кортеж императрицы в Крым, а ныне, по возвращении её в Москву, направлен, в числе прочих, проверить путь в Петербург — и саму дорогу, и запасённых лошадей, и путевые дворцы, на предмет готовности к проезду императорского кортежа. Императрица возвращается из Таврического путешествия, и все дворцовые службы должны быть готовы к приезду её многочисленного двора.
— Куда изволит ехать императрица?
— Должно, сразу в Царское село, не заезжая в Зимний. Просила передать, чтобы ехать вам в Москву, встречать её! Готовьтесь к поездке, «Ваши Величества»!
— Урааа! Едем в Москву! — заорал Курносов, крутясь на паркете на одной ножке и размахивая деревянной саблей; даже флегматичный Сакен бросился его урезонивать.
— И когда Ея Императорское Величество ожидать?
— Должно быть, недели через две; на сей предмет я привез вам, дядюшка, письмо ея Императорского величества!
И Петя передал Николай Ивановичу запечатанный большими сургучными оттисками пакет.
— Как здоровье и настроение Её императорского величества?
— Путешествие ей понравилось, но утомило чрезвычайно. Вскорости она будет в Москве; должно быть, приедет в добром расположении духа, хоть сейчас и печальна.
— Отчего же?
— Неурожай, дядюшка. По всей стране сильный же был неурожай, особливо на юге; а магазины* (в то время так называли склады-прим.) вдруг оказались или вовсе пусты, или с испорченным зерном. Потому кругом голод, крестьяне ходят по трактам и попрошайничают, и она это знает, и все, бывшие с ней, иностранные посланники.
Брови Салтыкова — «дядюшки» полезли вверх.
— Так: это презабавно. И кто же из господ наместников ныне отличился?
— Да почитай, что все: и тульский, Андрей Иванович Лопухин, и московский главнокомандующий Еропкин Пётр Дмитриевич, и многия иные. В Туле матушка так расстроилась, что просидела в своём апартаменте безвылазно, ни в театр, ни на фейерверк не выходила, даже с дворянством не встретилась. Всё собрание ждало её, и напрасно.
— Так в Туле же, вроде, был Заборовский?
— Уже нет, сей муж ныне перемещён на Владимирское наместничество!
— Ну, он там наворотит… а что наместник Новгородский?
— Ну, дядюшка, г-н Архаров, как тебе должно быть известно,любит больше гонять разбойников по трактам, чем наполнять зерном магазины!
Салтыков сардонически усмехнулся, что, при его внешности, оказалось исключительно органично.
— Да уж, господин сей всей Москве известный, да и в столицу его слава докатилась!
— Как бы и сам он, дядюшка, до столицы не докатился. Вон, был в Москве, теперь в Новегороде, а там и до Северной Пальмиры нашей доберется!
— Упаси Бог! Ладно, Пётр, поболтай пока с воспитанниками моими, а мне надобно службу исполнять — пойду, послание государыни прочту. Очень юные великие князья о тебе печалились, вспоминали ежечасно!
— Петя, дай шпагу проиграться! — сразу пристал к молодому человеку Костик.
— Бери, — поколебавшись, ответил юноша, и отстегнул шпагу с пояса вместе с ножнами. — Только, чур, аккуратно, она отнюдь не деревянная!
— Ааа! — в восторге Костя схватил оружие и закружился с ним на одной ножке.
— В каком ты, Петя, чине? — спросил его я.
— Поручик, Ваше Высочество!
— Давай, что ли, по-простому с тобой будем, на «ты»!
— Нельзя мне теперь Ваше Высочество!
— Ну, значит, и я с тобою на «вы» теперь буду. Вы прям и в Крым ездили, и везде?
— Да, сопровождал Императрицу, в числе прочего конвоя.
— И как вам показалась сия поездка?
— Невероятно занимательно! Полуденный край, несомненно, много богаче нашего Севера, и, как обжит будет, станет раем на земле. Там сейчас уже на ровном месте строятся города: Екатеринослав, Елизаветград, Херсон, только построенный Севастополь, и мы во всех них были!
Рассказывая о поездке, Петя
