ощутил, как до сих пор благодушно расслабленный Алексей так и подобрался.
Приблизились к тройке командиров. Сергей, искоса глянув на друга, а затем решившись, подошел к ним, заговорил преувеличенно оживленно, трогая Вышевича за рукав, настойчиво выспрашивая о чем-то, активно вовлекая в беседу и военспеца Беринга, прося подтверждения своих слов. Марию Сергеевну он нарочито игнорировал. Алексей с напряженным лицом искоса поглядывал на комиссара в кожанке. Так и не понявший хитроумной тактики друга, он отошел к кромке воды, выбрал несколько гладышей и стал зашвыривать «оладушками». Сзади подошла комиссар и негромко обратилась к нему, справляясь, как устроились на новом месте. Алексей ответил что-то неопределенное, выпрямился, уставившись в зеркальную поверхность воды.
— О чем думаешь? — поинтересовалась Мария Сергеевна, всматриваясь в профиль моряка.
— Да вот… Такая благодать кругом — не верится, что война…
— Послушай, Алексей, я давно хотела с тобой поговорить… Пройдемся, пожалуй?
Алексей повернулся всем корпусом, с внимательной настороженностью вглядываясь в лицо комиссара, не зная, чего ожидать. Они медленно побрели по мысу, удаляясь от спутников.
— Товарищ Михалёва, куда вы? — недоуменно окликнул Вышевич.
Сергей тут же отбросил многоглаголевую дипломатию и оборвал его насмешливо укоризненным тоном, имитируя местечковые интонации собеседника:
— Това-а-арищ Вышевич! Оставьте этих двоих в покое — им есть о чем поговорить!
Вышевич удивленно уставился на Седого и не нашелся что ответить. Беринг только горько усмехнулся: ему было больше него известно об этой «эпопее».
Между тем Мария Сергеевна и Алексей медленно шли вдоль берега, незаметно поглядывая друг на друга и не решаясь нарушить молчание. Набрели на поваленное дерево.
— Присядем?
Мария Сергеевна кивнула. Она теперь собралась с мыслями:
— Я слышала, тебя можно поздравить, Алеша. У тебя, кажется, сын?
Тот вздохнул:
— Степаном назвали.
— Ну что ж… Я вот о чем хотела поговорить… Нехорошо, что ты от родного ребенка отворачиваешься: знаешь ли, в наше время и так сирот полно…
Алексей вздрогнул: комиссар почти дословно повторяла сказанное отцом Серафимом при последней встрече.
— Видеть ее не могу… После давешнего… — процедил сквозь зубы.
— Послушай: ведь ребенок ни в чем не виноват. Прости меня, но он же не просил тебя зачинать его!
Задетый за живое, Алексей резко повернулся к ней, но сдержался и смолчал.
— Алеша… — немного помолчав, продолжала женщина более мягким тоном. — Ты же, кажется, верующий человек. — Алексей глянул с изумленным вниманием. — Да ведь и по вашим церковным представлениям бросить дитя — грех. Послушай! Простить надо, ведь она жена твоя!
— Не жена: не венчался я с ней! — упорствовал Алексей.
— Ну… По форме, может, и не жена, а по сути…
— Мария, слушай меня: не вернусь к ней! И не надо корить себя, самоедством заниматься. В любом случае не вернусь! — непреклонным тоном возразил Алексей и прибавил в сердцах: — За прошлое — не прощу! За себя — простил бы, а за тебя…
Комиссар помолчала, а затем, встав и развернувшись к вестовому, который уже бежал за ними по берегу, требовательно бросила:
— Ну вот что: ребенка бросать не смей!
Глава 21
Алексей озадачил Марью Сергеевну категоричностью суждений. Впрочем, ей скоро стало не до разборов внутрисемейных отношений товарища Ярузинского: на них накатывалась Белая армия. Дивизия вела непрерывные бои и — терпела поражения: боевой дух красноармейцев падал день ото дня. Видя бедственное положение дивизии и комиссара, Алексей оставил мысли о дезертирстве, отложив его до лучших времен. Довольно быстро дивизия отступила практически до Энска.
На ночном совещании командного состава, где присутствовал и командир дозорного разъезда Ярузинский, было решено привлечь к обороне фабричное ополчение Энска, которое до сих пор патрулировало и поддерживало общий порядок в городе. Комиссар взяла на себя переговоры с командиром ополчения, ехать намечалось ранним утром. Алексей вызвался вести машину — в Энске он надеялся повидать отца Серафима. Комиссар недоверчиво покосилась, но промолчала и согласилась принять сопровождение.
После совещания комиссар отправилась на новую «квартиру» — в плохо обустроенную халупу, перекусить и собраться. Спать не ложилась. Близился рассвет, а с ним и утреннее построение. Алексей возился у машины: проверял масло, бензин, заводил, присматривался, выслушивал разглагольствования шофера про «слабые звенья в механизмах».
После утреннего построения взяли охрану и поехали в город. Товарищ Михалёва уселась на переднем сиденье — рядом с Алексеем, и, когда тронулись, промолвила с язвительной усмешкой:
— А ты, оказывается, еще и машину водишь — способный!
Алексей парировал, не отрываясь от дороги:
— А еще и гладью вышиваю!
Охрана грохнула от смеха. Комиссар тоже усмехнулась и оставила моряка в покое.
Фабричные приняли их дружелюбно, водили и показывали укрепления, возведенные собственными руками. День прошел удачно: сумели договориться о выводе ополчения за город, на вновь обустроенные позиции. Алексей весь день поглядывал на часы — ему так и не удалось вырваться к отцу Серафиму.
Возвращались уже затемно. На выезде из города, непонятно от чего, заглохла машина. Алексей отправил одного охранника раздобыть в городе бензина, другого отослал разыскать безопасный ночлег для Марии Сергеевны. На возражения комиссара, что, может быть, все обойдется и удастся скоро устранить неисправность, Алексей демонстративно вытер руки ветошью и с обреченным видом заключил:
— Не-е-е… До светла не управимся!
Мария Сергеевна недоверчиво глянула, но смирилась с ситуацией. По правде сказать, предыдущая бессонная ночь утомила ее, и она была бы не прочь передохнуть прямо в городе. Комиссар уселась в кабину и стала ждать возвращения бойца, искавшего ночлег. Опасаясь, что уснет прямо в кабине, она вышла на свежий воздух, присела на корточки, прислонившись спиной к машине, рядом с Алексеем. Тот покусывал травинку и упорно косился на нее, вызвав внезапное волнение. Наконец Мария не выдержала:
— Что?
Алексей помолчал, покусал еще стебелек и негромко сказал:
— Красивая ты…
Не отвечая, Мария Сергеевна встала, прошлась, потерла руки. От находящейся неподалеку большой реки несло прохладой, женщина поежилась. Алексей тоже поднялся:
— Замерзла? — Стащил с себя бушлат: — Ты позволишь? — и, видя, как она протестующее вскинулась, проговорил успокоительно и насмешливо: — Да не бойся, не съем…
Мария Сергеевна глянула ему в глаза, устыдилась своих опасений и кивнула. Алексей придвинулся и принялся укрывать ей плечи, потом подтянул воротник бушлата к ее подбородку. На мгновение их лица сблизились — глаза глянули в глаза. В один миг рассыпались, как труха, все нагромождения лжи, которыми эти двое потчевали себя все это время в борьбе с собою, — все сдуло единым порывом ветра. Два горячо любящих и любимых человека смотрели друг другу в самую душу. Они сконфузились и чуть отстранились. Некоторое время молчали, отведя
