Жирардове. Распространив ложный слух, будто в первую очередь будут освобождать пленных родом из Поморья, особенно из Быдгощи, гитлеровцы выманили из беспорядочной (насчитывающей около 30 000 человек) массы военнопленных 179 бойцов Быдгощского батальона Национальной обороны.
21 сентября этих военнопленных под сильной охраной вывезли из Жирардова в Сохачев. На следующий день мнимый «полевой суд» допросил всех офицеров, сержантов и по одному бойцу от каждой роты. После этого, отделив «фольксдейче» (их оказалось двое) и лиц, имеющих жен-немок или какого-либо предка-немца, а также окончивших немецкие гимназии, гитлеровцы отобрали всех офицеров и «наудачу» («четверка — шаг вперед, четверка — на месте!») группу солдат общей численностью 50 человек. Этой группе, окруженной плотным кольцом охраны, в присутствии оставшихся 129 человек, некий капитан Шопелиус зачитал «приговор» на немецком языке, а затем перевел его на польский. Текст приговора гласил: «Хотя все свидетели-поляки показали, что батальон не принимал участия в «кровавом воскресенье» и что в это время он вообще не был в Быдгощи, признано доказанным, на основании показаний немца, подхорунжего польской армии [65], что батальон принимал участие в убийстве граждан немецкой национальности, и в качестве возмездия за убийство 5000 немцев в Быдгощи будет расстреляно 50 солдат этого батальона». Командир батальона капитан Клосовский громко потребовал предоставить ему «последнее слово». Гитлеровцы отказали, загнав его обратно в шеренгу, и приказали 50 осужденным идти вперед. Через несколько минут стоявшие в напряженном молчании солдаты услышали пулеметные очереди. Это гибли их товарищи — солдаты и офицеры батальона вместе с капитаном Клосовским, — не первые и не последние жертвы мести гитлеровцев. за подавление диверсии фашистов в Быдгоши 3 сентября 1939 года. Этот факт пропаганда третьего рейха превратила в одну из самых крупных провокаций в истории: в Быдгошское «кровавое воскресенье» [66].
* * *
Во время сентябрьской кампании 1939 года имели место также и другие факты бесчеловечного обращения с пленными, убийства раненых, неуважения к знакам Красного Креста и истребления санитарного персонала. Эти преступления, но уже в больших масштабах, были совершены гитлеровцами в ходе войны против СССР и при подавлении Варшавского восстания.
После захвата Груйца (город в Польше. — Перев.) 8 сентября 1939 года гитлеровцы немедленно выбросили из палат находившихся на лечении в уездной больнице раненых польских солдат, а на их места положили своих раненых. Поначалу раненые поляки лежали на голом полу в больничных коридорах, но затем больничный персонал и сестры- монахини перенесли польских солдат в местное пожарное депо, где ввиду отсутствия коек и матрасов раненых уложили просто на соломе [67].
8 сентября 1939 года в местечке Понятки-Носы (волость Коне) гитлеровцы расстреляли двух пленных — Юзефа Бернардзюка и Петра Кемля, санитара с повязкой Красного Креста на руке [68].
В тот же день в д. Бруйце (Лодзинский уезд) экипаж ворвавшегося в деревню гитлеровского танка обстрелял из пулемета едущую впереди крестьянскую подводу, на которой находились санитар (с повязкой Красного Креста) и несколько раненых польских солдат. Один из раненых был убит, а второй вскоре умер от повторного ранения [69].
В ночь с 8 на 9 сентября 1939 года в д. Лубнице (волость Пионтек, уезд Ленчица) гитлеровская солдатня подожгла стог и крестьянский двор, а затем бросила в бушевавшее пламя лежавшего рядом тяжелораненого польского солдата [70].
* * *
Чем же все-таки объяснить эти бесчисленные, нередко чудовищные преступления, примеры которых мы привели выше?
Знало ли о них верховное главнокомандование германской армии и как оно реагировало на тот факт, что это были не «выходки отдельных солдат» и что, как правило, они совершались по приказу вышестоящих офицеров? Как это командование реагировало на то, что обычно не проводилось никакого расследования и судебного разбирательства?
8 сентября 1939 года начальник разведки группы армий «Юг» майор Лангхаузер представил своему «шефу», начальнику штаба этой группы армий генералу Манштейну, рапорт, в котором обратил его внимание на донесения, свидетельствующие о варварском обращении немецких солдат с польскими военнопленными, в ряде случаев «зверски и бесчеловечно избитыми». Лангхаузер предлагал резко выступить против этих преступлений и привлечь виновных к ответственности. Свои мысли он изложил в форме проекта донесения по этому делу, которое должно было бы быть представлено командующему группой армий «Юг» генералу Рундштедту. Однако Манштейн отказался представить такой рапорт [71].
Итак, ясно, что германское командование уже 8 сентября 1939 года знало о фактах зверств со стороны немецких солдат в отношении польских военнопленных. Несомненно также, что оно знало и о каждом случае массовых убийств польских солдат. Жесткая дисциплина в германской армии (обязанность каждого офицера рапортовать о любом более или менее важном происшествии), четкая организация руководства (постоянная связь с командованием), а также «молниеносные» победы, одерживаемые на фронте [имеется в виду кампания 1939 года. — Ред.], — все это говорит о том, что германское командование было хорошо осведомлено о преступлениях в отношении военнопленных. Поэтому, хотя у нас и нет документации по вопросу о том, как германское верховное главнокомандование реагировало на эти первые преступления, совершаемые против беззащитных пленных, — ясно, что это произошло не потому, что оно не знало о них, но потому лишь, что оно не хотело реагировать на эти злодеяния. Между отказом Манштейна [представить рапорт. — Ред.] и фактом оставления без наказания преступлений, совершаемых над пленными, существует бесспорная причинная связь.
Гитлеровские генералы допускали эти преступления, так как были связаны директивами своего «фюрера» Гитлера. На совещании генералов в Оберзальцберге 22 августа 1939 года он «вещал»: «Наша задача — уничтожение живой силы противника, а не достижение определенной линии… Не проявляйте милосердия, будьте жестокими… закон на стороне сильнейшего» [72].
«Я послал на Восток свои формирования «с черепами» [имеются в виду СС. — Ред.] и приказал им безжалостно убивать всех мужчин, женщин и детей польской национальности и языка» [73].
1 сентября 1939 года, в день нападения на Польшу, «фюрер» издает свой пресловутый приказ по армии [74], в котором беспардонная ложь и лицемерие тесно сочетаются с преступным подстрекательством. Из этого приказа германский солдат «узнал», что не Германия напала на Польшу, а, наоборот, Польша «призвала к оружию» и многократно «совершенно невыносимым» образом допускала нарушения границ третьего рейха, а потому волей «фюрера» является наказ, чтобы война велась с «непоколебимой решительностью». Приказ заканчивался призывом: «Будьте всегда и в любой ситуации в сознании того, что вы являетесь представителями национал-социалистской Великой Германии!»
Этот призыв к национал-социалистским чувствам, который был чем угодно, но только не обращением к
