сущие со мною, уже в Охотске. 15-го июля кончился наш путь по суше; теперь предстоять по водам, и около 9-го августа располагаемся начать его.
Охотская дорога, которая так всех пугает и которая действительно бывает и трудна, и опасна в дождливое время — для нас была самая благоприятнейшая, так что мы можем скорее жаловаться на пыль и безводие, чем на грязи и дожди. Я и все, сущие со мною, здоровы и веселы; все из них, кроме одного (но в семье не без урода), подают добрые надежды о себе, — словом: все хорошо и благополучно. Все это я приемлю, как новый знак благоволения Божия на дело, на которое я иду. Пожелайте и помолитесь, да не всуе будет мое путешествие и пребывание. Слава Богу, хотя много уже переделал дел по новой для меня обязанности, но не встречала еще трудного; по крайней мере, я всякое дело решал, как можно и как мне казалось; — некоторые из моих распоряжений увидите Вы из бумаг. Теперь я не могу ничего написать собственно для Вас, т. е. для отчета. Долго придется Вам ждать; а, может быть, ничего не дождетесь, кроме ведомостей и экстрактов. Благодать Господа нашего Иисуса Христа да будет с Вами во веки!
Вашего Превосходительства, Милостивого Государя, покорнейший слуга
Иннокентий Е. Камчатский.
Охотск. Августа 4 дня. 1841 г.
Письмо 23
Милостивый Государь Николай Емельянович.
Имея время, не могу не писать Вам, хотя и не имею ничего особенного. Дай Господи Вам и Александре Никитишне доброго здоровья и благополучия. Вы не поверите, как я Вас люблю, и как желаю всего доброго. Немного, очень немного случилось мне найти таких добрых людей, как Вы, и да сохранить Вас Господь Бог. Детям Вашим и Ольге Никитишне и особенно О мое благословение. — Я, слава Богу, уже в Охотске с 15 июля, и теперь сидим у моря и ждем погоды; противный ветер не пускает.
С Иваном Федоровичем я коротко познакомился, он ехал с нами. Какой трус он, такого, кажется, свет не производил, и крепонек т. е, расчетлив, если только не скуп; но не в такой степени, чтобы можно было назвать его скупцом. Он ушел в море на первом судне, т. е. 3 августа.
Охотская дорога для нас была ничто иное, как прогулка по аллеям и шоссе, в самом деле, такой хорошей дороги давно не помнят.
Пожалейте со мною о важной потере. Представьте себе: Царскую ризницу и мантию я теперь не могу употреблять, они по Охотской дороге подмокли, и впрочем не мудрено. Ящики, в которых они лежали, были закупорены, как нельзя хуже, а закупорку делала Иркутская контора, и сколько ящиков мы здесь ни раскупоривали, во всех подмочка. Я никак не мог думать, чтобы Иркутская Контора, которая взяла с нас не дешевле других, допустила это. Что мне теперь делать! С кого искать? пролито полно не живет.
Прощайте, до свидания. Пишите, пожалуйста. Каковы коммерческая обстоятельства, я думаю многим жутко, и каковы урожаи?
Благодать Господа нашего Ииуса Христа да будет с Вами во веки. О сем постоянно молится Ваш покорный слуга
Иннокентий Епископ Камчатский.
Охотск. Августа 11, 1841 г.
Письмо 24
Милостивая Государыня Варвара Петровна.
Хотя не имею времени много беседовать с Вами, но считаю долгом писать Вам, когда удастся. Пишу Вам ныне: я уже, слава Богу, в Охотске; 15 июля кончился наш продолжительный и, точно, многотрудный и опасный Охотский путь; но для нас он быль, можно сказать, только́ утомителен. Время было хорошее, погода прекрасная. Я и все сущие со мною здоровы и веселы, — словом, все было хорошо и благополучно. Все это я приемлю, как новый знак благоволения Божия на дело, на которое я иду. Молитесь и помолитесь о нас, чтобы и путешествие, и пребывание наше на месте было в пользу церкви и во славу Божию. Около 19 августа располагаемся отправиться в море, и в исходе сентября, если Господь благоволит, надеемся быть в Америке. Пожелайте нам благополучного плавания; впрочем, теперь уж поздно: потому что в это время, как Вы читаете письмо мое, я уже должен кончить путь мой. Здоровы ли дети Ваши в Петербурге? Прошу засвидетельствовать им от меня почтение, особенно графине Анне Сергеевне, как доброй и примерной матери и хозяйке. Мне весьма приятно вспомнить минуты, проведенные в семействе Вашем, Вашу общую любовь ко мне. О, никогда, никогда не забуду Вас! Да воздаст Вам Господь за Вашу любовь ко мне, как проповеднику слова Божия. Ибо Вы принимали меня за него. Всем Вашим домашним и детям Вашим, и Надежде Николаевне[44] объявите мое благословение и искреннее почтение. Авдотье Ивановне Арсеньевой тоже, и пусть она скажет то же и Непениным. И всем, кто помнит меня. О, я помню всех, всех добрых людей!
Благодать Господа нашего Иисуса Христа да будет с Вами и со всею домашнею Вашею Церковью во веки! Ваш покорнейший слуга
Иннокентий Е. Камчатский.
Охотск. Августа 13 дня. 1841 г.
Письмо 25
Ваше Превосходительство, Милостивый Государь Авраам Сергеевич.
Далеко, далеко я теперь от Вас, — но сердце мое с Вами. Нет дня, в который бы я Вас не поминал; и да прильпнет язык мой к гортани моей, если я не буду поминать Вас, и Вашу супругу и чад Ваших. Я в полной надежде, что Господь наградил уже потерю Вашу в незабвенном Сереже другим чадом; около месяца уже поминаю чад Ваших. О, да утешит Вас Господь Бог в чадах Ваших, за то утешение, которым я теперь утешаюсь о дочерях моих![45]. И да сохранить Вас Господь Бог для утешения многих!
Я уже в Охотске с 15 июля, и более двух недель сижу у моря и жду погоды: противные ветры не пускают выйти в море.
Благодарю Бога моего: я и все сущие со мною здоровы; разнообразное и, по истине, многотрудное путешествие наше по земле кончилось счастливо и благополучно. Охотская дорога, где в дождливое время дочти на каждом шагу можно встретить трудности и опасности, для нас была шоссе и аллеи, и если мы можем жаловаться, то не на дожди, грязи и опасности, но на пыль, безводие и утомительность. Многие из спутников моих подают добрые о себе надежды. Словом, все хорошо и благополучно, и все это я приемлю, как новый знак благоволения Божия на дело, которое мне предлежит. О, Бога ради, помолитесь и молитесь обо мне, да не
